– Из чего это следует, Тимофей?

– Следы, Матвей Евграфович. Характерная примятость ворса на генеральском ковре. Камердинер сказал мне, что после гибели генерала в кабинет никто не заходил. Ничего не убирали, ничего не трогали. Ключ был только у самого камердинера. Следы сохранили прежнюю четкость… Сначала я думал, что мне это могло показаться, а потому и исследовал все тщательнейшим образом через лупу. Я понимаю так, что незадолго до своей кончины Корниевич сидел за столом. Затем он встал, но не расхаживал по комнате, а целенаправленно двинулся к тому месту, где впоследствии и умер. Это также несложно определить по тому, как был примят ковер. Генерал двинулся в сторону выхода. Словно кому-то навстречу.

– Таинственный посетитель? – уточнил Головацкий.

– Получается, что так. Причем посетитель, подволакивающий ногу. Им вполне мог быть и капитан Симаков. Все тот же камердинер Корниевича сообщил мне, что капитан имел застарелое ранение в левое бедро. Оно могло беспокоить капитана в определенную погоду, и тогда он начинал подволакивать ногу.

– Неплохое предположение, милейший, – выражение лица Головацкого шло вразрез с его словами. Оно выражало степень крайнего недовольства. – Очень неплохое. Хотя мне кажется, что в нем имеется одна интересная нестыковочка. В последние полторы недели не было никаких существенных изменений в погоде. Вы об этом не подумали, Тимофей?

– Нет… Простите, профессор. – Орлов закусил губы. – Я не подумал, но… Следы все равно остаются следами. И если это даже не следы капитана Симакова, то в любом случае человека, который нам нужен.

– Если такой человек вообще был, – ввернул Головацкий.

– Вы сомневаетесь, профессор?

– Я предпочитаю не торопиться с выводами. Но думаю, что ваше наблюдение со следами на ковре может оказаться весьма ценным. Я возьму это на заметку, – Матвей Евграфович вынул изо рта сигару и, развернувшись всем своим грузным телом к Михайлову, спросил:

– Что у нас относительно снимков, Егор?

Молодой человек порывисто поднялся, быстро приблизился к креслу Головацкого и протянул ему папку.

– Снимки сделаны непосредственно на месте гибели генерала Корниевича, Матвей Евграфович, – отрапортовался он, сгибаясь перед профессором в легком полупоклоне. На Головацкого повеяло ароматом мятного чая. – Но здесь все, что вы просили. И шея, и грудь покойного. Упомянутые вами отметины крупным планом…

– Посмотрим, посмотрим, – Матвей Евграфович раскрыл папку и выудил из нее верхний снимок. – Да-с… Очень хорошо. Просто замечательно. Вот это уже кое-что, господа. Это уже кое-что…

Следом за первым он взял второй снимок, затем третий и, только рассмотрев каждый в отдельности, сложил их обратно в папку.

– Вот исходя из этого уже можно делать выводы, – по лицу Головацкого было видно, что он доволен. Профессор потер руки. – Хотя именно это я и рассчитывал увидеть с самого начала. Кстати, Тимофей, это подтверждает и вашу версию.

– В самом деле?

– Определенно. Посетитель у Корниевича за несколько минут, а может быть и секунд, до его смерти действительно был. Кто он – вопрос по-прежнему открытый, но, так или иначе, этот человек способствовал гибели генерала. Выражаясь более простым языком, никаких сомнений, что генерал Корниевич был убит.

Михайлов с Орловым быстро переглянулись. Головацкий не стал ждать их вопросов и пояснил собственную мысль. Потушив сигару, Матвей Евграфович откинулся в кресле и водрузил на живот руки с переплетенными пальцами.

– Хотите знать, что означают эти отметины в виде порезов, господа? Это следы от нательного креста генерала Корниевича. Креста, который висел у него на груди. Если умозрительно приподнять крест на уровень шеи покойного и приложить к ней, то края креста и отметины совпадут между собой. Корниевич был задушен. Его крест в момент сопротивления угодил под пальцы убийцы, и вследствие оказанного давления оставил порезы на коже.

– Задушен? – эхом откликнулся на слова профессора Михайлов. – Но как же результаты вскрытия, Матвей Евграфович? Генерал Корниевич умер от передозировки кокаина…

– Который его, видимо, заставили принять, – спокойно закончил за молодого человека Головацкий.

– Симаков?

– Очень может быть. Хотя я, знаете ли, господа, склоняюсь больше к мысли, что человеком с легкой хромотой был не генеральский адъютант. Или, во всяком случае, не капитан Симаков.

– Я не заметил хромоты ни у одного из адъютантов, – мрачно произнес Орлов.

– Стало быть, это был кто-то извне. Да-с… Покойный Симаков определенно мог бы внести ясность в ситуацию. Он или камердинер Корниевича.

– Поговорить с ним еще раз?

– Не стоит, Тимофей. Я думаю, он сказал вам уже все, что счел нужным сказать.

Осторожный стук в дверь прервал дискуссию, и Головацкий вскинул подбородок:

– Да-да!

– Там к вам посетитель, Матвей Евграфович. Некто господин Солодовников. Он говорит, что вы просили его…

– Просил, просил, – Головацкий поднялся с кресла. Узлы его шейного платка разъехались в разные стороны и выбились из-под ворота сюртука, но он, казалось, не обратил на это ни малейшего внимания. В глазах профессора появился живой огонек. – Это очень кстати. Да-с… Пригласите его сюда, Глафира Карловна. А вы, господа, – обратился Матвей Евграфович к двум своим подручным, – будьте добры, пройдите пока вот сюда, за перегородку. Я хочу, чтобы вы слышали наш разговор, но не присутствовали при нем. Господин Солодовников – фармацевт, и я надеюсь почерпнуть из общения с ним информацию о возможности приобретения кокаина в обход аптечных сетей. Уверен, что генерал Корниевич пользовался именно таким каналом.