— Всё будет так, как надо, — Арн встал и поднял Элиз. — Тут долго никого не было, а инкубатору не надо много времени. Да и я не пошел на праздник. Мне лучше в лесу и у гор.

Еще раз обнял. Лизнул в ухо. Ушёл.

Элиз отвернулась от закрывшейся двери. Изнутри поднималось бешенство: каждый решает за неё! Она — орудие. Она — закон. Она всё сделает быстро. Иначе умрёт сама.

Она ненавидела эту часть. Но больше всего ненавидела Кина. Это из-за него, всё из-за этого тупого идиота! Крошка раздувала в себе ненависть — это поможет потом. Потом, когда она приведет Кина к себе…

Запись в её дневник все равно идет.

Крошка сжала и дернула крилод Кина, висящий на её груди. Шнурок больно врезался в шею. Боль отрезвила.

Система видит всё глазами экзекутора. Ажлисс не увидят дневник. Увидят вырезку, которую сделает Джи. Джи тут нет — его скан она всегда чует. А Джи не может видеть всё. Не успеет. Экзекутор успеет сам глянуть в свой дневник.

Вылючила инкубатор. Андроидом невозможно управлять сканом. Крышка откинулась…

— Пойдем, — Элиз дернула живую куклу за руку.

Беременная андроидка включилась и села. Моргнула, попыталась улыбнуться, запуская программы, но Элиз настойчиво тянула: — Пойдем!

Нельзя давать время!

Подвела к конвертору, поставила в открытую пасть приемника. Отвернула от себя, включила силовое поле ножа, полоснула по горлу и толкнула в спину. Не дожидаясь смерти живой копии, пнула ногой приёмник и захлопнула конвертор.

Подняла мешок, вернулась к инкубатору. Стерла информацию. Закон: вся информация о преступнике должна быть уничтожена, так же как и преступник. В конверторе останется запись о сырье. Тело — это материал, не личность.

Вернулась в соседний городок. Прошла обезлюдевшими коридорами резиденции — в одной руке нож, в другой черный мешок. Слушала только ауру Кина.

Они почувствуют все, что ощущает она. Это бесило её. Идиот Кин думает, что это его казнь. Но его уже отсоединили от системы и стерли дневник. Он умрет, и ничто не будет его волновать. А со временем все всё забудут. Экзекутор же останется жить, и её память будет с ней всегда. Росло раздражение. Она всё сильнее ненавидела Кина. Из-за его эгоизма и глупости она должна была убить ребенка. Убить женщину, которая была использована Кином, как живая кукла. Как вещь. Как экзекутор.

Элиз входила в оцепенелое состояние транса — это поможет забрать преступника. А потом она даст себе волю.

Кин в ошейнике сидел в опустевшем зале заседаний.

Элиз овладела его сознанием, включила силовое поле на ноже, срезала и отбросила ошейник. Поставила Кина столбом:

— Ты знал закон, и ты нарушил его. Ты оскорбил всех ажлисс и наплевал на жизнь вверенных тебе людей. Ты предал Императора, в верности которому клялся. Ты отделил себя от человечества и закона.

Элиз накинула на Кина непроницаемый черный мешок и повела за собой, держа в руке обнаженный нож, измазанный кровью.

Она вела официально мертвого ажлисс, и все исчезали с их пути.

Кто-то освободил портал и послал предупреждающий сигнал на базу. Элиз, выйдя на другой стороне, словно провалилась на глубину. Вместо привычного гомона портального зала, тишина смела все звуки и людей. Выдавливала, проталкивала её все дальше ото всех и всего — в комнату, в карцер.

Туда, куда никто не идет по своей воле.

Кин был строг. Неприступен и холоден, как замурованный шлюз морозной ночью. Но это не спасло его. Крошка ломала его, как холодный металл. Резала и калечила.

Перед казнью разбила крилод отступника на полу карцера. Нож экзекутора режет всё.

Отбросила осколки ногой к одежде преступника.

Разделась сама, разрезая выключенным ножом ненавистную шнуровку формы.

Кин был силен, и в этом была его беда. Кин был слишком силен, он мог сопротивляться долго…

Но прошло несколько дней, и Кин уже плавился, как раскаленная лава, полыхая гневом, бешенством и… наслаждением. Боль растягивала и истончала его силу и стойкость, а экзекутор погружалась в его горе, пила его тоску и сканом выворачивала все чувства наизнанку, усиливая и отдавая обратно, и снова усиливая и снова отдавая.

Кин был сильным, но и он не выдержал разделенной боли, унижения и извращенного удовольствия, которое экзекутор выжимала из его кровоточащего тела и щедро делилась, упиваясь и утаскивая с собой в омут безумия.

Крошке было хорошо. Чувственное мерзкое пресыщение вместе с физической усталостью накрыло её душным и тяжелым одеялом. Она был сыта и выжата. Хотелось обнять своего донора, утонуть в его изможденно-безвольном сознании и уйти вместе с ним в небытие.

Поднялась и осмотрела тело. Отпрепарированные полоски мышц и уже подсыхающие узкие ленточки кожи — все очень кроваво, очень болезненно, но не смертельно. Ажлисс так просто не убить. Элиз заботливо провела пальцами по открытым ранам, стимулируя регенерацию и останавливая кровотечение. Кин, не приходя в сознание, задрожал.