Нунс стоял на перроне и улыбался.

Герман появился в квартире Клары-буфетчицы с гордо поднятой головой.

Глен сидел к кресле.

– Удивление! – произнес он, не вставая с места. – Коля Хвалов не стал дожидаться, а взял и заплатил сразу. Какие же слова ты ему сказал, малыш?

– Лучше шутить со смертью, чем с Гленом, – ответил Герман. – Меньше маеты и терзаний.

– Какая фигура речи! А теперь отдай деньги Кларе.

Герман открыл коробку и достал оттуда три пачки аккуратно нарезанной газетной бумаги.

– А где деньги? – прошептал он.

От изумления он издал горлом птичий свист.

Кто-то, стоящий за спиной, сильно ударил его ладонью по затылку и сшиб с ног. Очутившись на полу, Герман увидел, что это Нунс.

– Куда девал три тысячи? – заорал Нунс. – А главное, у кого взял, сука!

Он наклонился и ударил Германа кулаком в скулу. У Германа внутри лопнула щека, кровь полилась в горло и хлынула изо рта.

– А-а! – закричал Герман. – Я не брал денег! Они были в коробке!

Из комнаты вышел Витя Каракум и сделал то же, что и Нунс. Он оказался левшой, но его удар был не слабее.

У Германа в глазах засверкал звездопад.

Он выгнулся, как щука на берегу, сначала в одну, потому в другую сторону.

– Говори, где деньги, – злобно проговорил Витя Каракум.

Клара, неподвижно стоявшая у стены, всплеснула руками.

– Вот гад! А казался таким приличным, – сказала она. – Нужно позвать Сиву. Он вытряхнет из него, где деньги.

Витя Каракум выглянул в окно и позвал Сиву: «Эй, Сива! Твой номер!»

Герман плакал на полу от боли и неслыханного ужаса.

Он несколько раз обращался к Глену – умоляющим взглядом, но Глен был далек от его надежд.

Один раз Герман протянул к нему руки, как ребенок к матери. Это рассмешило всех, а Нунс даже прикрыл ладонью глаза – так ему было весело.

В появившемся Сиве Герман узнал философски настроенного огромного человека из прихожей. Он и теперь был в белой рубашке и с подтяжками.

Сива схватил Германа за горло и поставил на ноги. Герман стал задыхаться.

– Покажи ему, Сивушка, какая он дрянь, – проговорила Клара.

У Германа непослушно задергались ноги, как у веревочной куклы.

– Я не одобряю этих чудачеств, Сива, – насмешливо произнес Глен. – Оставь душить мальчонку.

Герман упал на колени и зарыдал. Он чувствовал, как в нем трясется каждый сантиметр тела. Он еще не видел столько собственных слез.

– Что же ты наделал, Гера! – сказал Глен. – Ах, что же ты наделал! Все разрушил, все разбил.

– Я не брал денег, – истерично прошептал Герман.

– Никто не говорит, что ты их брал. Ты их проворонил. Нужно было быть внимательным, а ты про это забыл. Теперь достань три тысячи в три дня. Отдай то, что не твое. Умри, а отдай.

– Ты не возьмешь с него штрафа? – спросил Нунс. – Триста рублей!

– Надо бы, но не возьму, – сказал Глен. – Вот и все. Вопрос перестал быть вопросом. Гера принесет деньги, а если не принесет, навсегда останется молодым. Подробности меня не интересуют.

Вдруг все ушли, осталась только Клара. Герман еще долго стоял на коленях и плакал.

Клара бросила ему мокрое полотенце.

– Не ной и не терзайся, – сказала она. – Дальше будет еще хуже. Они не позволят тебе жить. Это конец. Я знаю. Я дам тебе элениуму. Сварю тебе суп с курятиной. А ты послушай: три тысячи тебе не достать, поскольку ты не Дед Мороз. Три тысячи – это крест на твоей могиле. Убивают и за меньшее!

– Я не брал денег, это Витя Каракум взял. Он входил в купе!

– Если скажешь это еще раз, не доживешь до рассвета. Витя Каракум потребует доказательств, а если у тебя их нет, рассчитается за оскорбление. Это обернется могилой! Витя живет по закону, а закон утверждает, что за наговор расплачиваются жизнью. Так какие же у тебя доказательства?

Герман молчал. Ему хотелось вскочить, броситься прочь, на улицу, отправиться на вокзал и вернуться домой, к матери.

– Я очень хочу домой, отпустите меня, – попросил он.

– А кто отсидит за чемодан? – спросила Клара. – Три года! Разве это Витя Каракум вытащил из камеры хранения чужую вещь?

Герман снова заплакал.

– В тюрьме тебя раздавят сапогом, как гада, – произнесла Клара. – А ты гад и есть. Проворонил деньги и хочешь свалить вину на другого. Но если уж ты в моем доме, дам тебе полезный совет. Никто тебе не поможет, а только ты сам. Выручит усердие и спокойствие. Пойди к Глену и спроси его, благодетеля, нет ли работы на три тысячи. Такая работа, возможно, и найдется. Если хочешь, я скажу это Глену прямо сейчас, по телефону. Или, если хочешь, отправляйся на тот свет. Или в тюрьму.