Вскоре начали собираться и рассаживаться по своим местам народные трибуны. В большинстве своём они были мрачные и сонные. Один тут же заснул, другой громко икал, а третий непонимающе оглядывался, будто хотел спросить, кто он такой и не по ошибке ли забрёл сюда.

Народные избранники были облачены в тоги белого цвета. Хотя по поводу цвета вопрос был спорный – у одних он давно стал серым, у других был разбавлен брызгами и потёками от вина и различных яств. Под тогами были модные нынче разноцветные костюмы – жёлтый пиджак, красные брюки. Шеи сдавливали золотые ошейники – такие в былые времена надевали на рабов, а сейчас они являлись отличительным признаком состоявшихся в жизни граждан.

Слова нам вопреки обещаниям титулярного бюрократа сразу не дали. Только время от времени проснувшиеся депутаты бросали на нас непонимающие взоры – мол, это кого сюда занесло?

Прошёл где-то час. Народные избранники за что-то голосовали, по-моему, не понимая, за что. Наконец вынырнул на трибуну титулярный бюрократ и завёл песню о межзвёздной дружбе свободных демократур. Как ни странно, тут произошло некоторое оживление, и со многих присутствующих даже сон слетел. Ведь вопрос – давать ли нам слово, вдруг стал камнем преткновения. Какой-то пожилой крючкотвор проел всем плешь, доказывая, что слово нам дать жизненно необходимо в соответствии с межзвёздным пактом, однако делать этого нельзя ни в коем случае в соответствии с принятым вчера Законом о борьбе с вредными насекомыми, но если взглянуть на последний прецедент в морском праве, то возможен и обратный вариант. После каждого его «можно» или «нельзя» проходило голосование. В результате пять раз голосовали, чтобы нас выслушать. И столько же – чтобы гнать в шею. Дискуссии становились всё жарче, хотя в их ходе предмет спора был окончательно утерян. Действо всё больше походило на консилиум в клинике для душевнобольных. Всё это затягивалось до неприличия. Мне очень хотелось сказать что-то весомое и резкое, но терпение – одна из добродетелей дипломата.

Наконец, поднялся народный избранник в залитой красным вином тоге, который до этого все время нервно смотрел на огромные, не меньше полутора килограмм, золотые часы с малиновым звоном, неумолимо тянущие его руку к полу – ничего не поделаешь, статусная вещь, приходилось страдать.

– Да пусть вверяют свои грамоты и делают, что хотят! – наконец гаркнул он неожиданно звонким и громким голосом. – Только нас не трогают!

– Кто за то, чтобы принять верительные грамоты? – осведомился старичок-крючкотвор. – Все за? Единогласно.

На этом официальная часть приёма официальной дипломатической миссии Земли была завершена.

– И что, теперь мы можем действовать уже в соответствии с планом – совместно с вами! – улыбался обрадованный Абдулкарим, когда мы шли от водонапорной башни к воротам крепости. – Прорабатывать соглашение и торговые нормативы.

– Ну, конечно! – расплылся в искренней улыбке титулярный бюрократ. – Завтра и начнём! Прямо с раннего утра, в девять часов. Агрессивно так! Напористо! С задором!

Он победно сжал кулак…

В девять часов титулярный бюрократ не объявился. В десять тоже.

– Ай, обманщик какой нехороший! – причитал Абдулкарим, уже настроившийся на торговлю, предвкушавший окунуться в родную среду.

– Подождём? – спросил я.

– А куда нам деваться?.. Но он необязательный человек, да!

И Абдулкарим погрузился в свою зачитанную до дыр книгу «Банда Бешенного снова в строю» 1997 года выпуска, в мягком бумажном переплёте, не раз реставрированную. Пока я не увидел это произведение, не верил, что такое буйство слов и мыслей вообще могло быть издано на бумаге. Магистр торговой линии таскал эту раритетную книгу с собой по всей Вселенной, не в силах расстаться хоть на день, и время от времени возобновлял в памяти избранные фрагменты.

Уже третий год любимым увлечением Абдулкарима являлись низкопробные русские романы конца двадцатого века. Для него эта бульварщина была наполнена сладостной романтикой битв и свершений, как повествования о гордых пиратах и благородных рыцарях. Он с замиранием сердца читал былинные сказания о «крутой братве», жестоких «стрелках», «разборках»», неправедных «правилках», горячих от погонь лошадиных крупах, то есть, извините, капотах бензиновых машин, о запахе пороха и вкусе крови поверженных «врагов-отморозков». Какая поэзия слов! Да это просто песня подвигов и свершений! Абдулкарим любил эти легенды даже больше, чем сказки о древнем Востоке и верблюжьих караванах, которые водили его предки.

Не образумило его даже торжественное открытие год назад в Москве стопятидесяметрового памятника-стелы жертвам криминального террора прошлых веков. Я на всё это смотрел снисходительно и даже с долей иронии. Каждый человек просто обязан иметь свою сумасшедшинку.

В первом часу появился бюрократ-новик Гай Копытус, сытый, довольный, с ароматной дымящейся синтетической палочкой в зубах. На вопрос, почему он один и где его начальник, забубнил что-то невразумительное. Нетрудно было догадаться, что он обязан соврать, но врать и выгораживать своего шефа ему до смерти неохота, зато хочется его, родного, подставить по полной.

В общем, из путанных объяснений я понял, что Лей Лютус исчез по своим личным делам, оставив всё хозяйство и гостей на своего заместителя. Ну и ладно, главное, чтобы дело шло.

– Но водитель на месте, – подобострастно объявил бюрократ-новик и добавил: – И машина…

– Что?

– Тоже на месте. Всё в порядке. Я сделаю всё. Мы вместе с вами перетряхнём болото бюрократии! Заставим работать сановных бездельников, которые ещё не поняли, что пришли новые времена!

Его пафос был восхитителен, только глаза он продолжал воровато прятать.