Сказки диспетчерских смен
Трамвай осени
Троллейбус дежурных вьюг
Такси предвечернего вызова
Трамвай осени
Света с Женей играли в «чехарду». То есть, играли – мягко сказано. Женя-то через Свету перепрыгнул, а вот она, не набрав достаточной высоты, «приземлилась» ему на спину. Женя крякнул и выпрямился. Света машинально вцепилась в парня, поёрзала и вдруг оказалась сидящей на мужских плечах. До земли отсюда было далеко-далеко, и, испуганно пискнув, она ухватилась руками за Женину шевелюру.
– Ай! – заорал Женя. – Сдурела? Слезь с меня, раздавишь!
Он дёрнул плечами, пошатнулся. Света опасно накренилась и стиснула коленями его шею.
– Спятил? – заорала она в свою очередь – сердце бешено стучало с перепуга. – Я тебе что – белка с такой высоты прыгать?
– А что? Так и будешь на шее сидеть? – прохрипел Женя. – Пусти, задушишь!
Света чуть ослабила хватку.
– На шее? Хм… а ты много денег получаешь? – заинтересовалась она.
– Вот бабы! – возмутился Женя. – Слазь, кому говорю!
– Значит, много, – протянула Света задумчиво. – Ладно-ладно, слезу. Ты меня только до чего-нибудь повыше донеси.
– Это до чего? – осведомился Женя с подозрением. Он поправил Светины ноги, заведя их себе подмышки и проворчав: – Всю куртку мне испачкала.
– Почищу. – Света выпрямилась и огляделась, немного расслабившись. Ей потихоньку начинало нравиться сидеть на высоте.
«Высоко сижу, далеко гляжу», – припомнилось классическое. – И как там дальше: «Не садись на пенёк, не ешь пирожок»?
Пенёк под попой шевельнулся.
– Всё-всё, – торопливо сказала Света. – Давай вон туда, – она дёрнула Женю за правое ухо, поворачивая в нужную сторону, – к остановке. Вперёд, мой верный мустанг!
– Иго-го, – согласился Женя, и рысцой направился к пустой в эту ночную пору площадке с невысокой короткой скамьёй в двух-трёх метрах от трамвайных рельс под пластиковым навесом. Сами рельсы Свете с высоты и в сумраке были не видны, лишь ровная тёмная дорожка под ворохом палой листвы, плавными изгибами исчезавшая среди деревьев центрального парка. Иногда ветерок шевелил её сухим, шершавым звуком, и тогда казалось, будто дорожка щетинится иглами листьев.
Неожиданно она взметнулась вверх, как раздвоенный язык длинной-предлинной ящерицы, оседая шуршащей насыпью по обеим сторонам от проглянувших стальных полос с играющими на них бело-жёлтыми отсветами фар.
Света не сразу сообразила, что это трамвай.
«Надо же, – подумала она, – так поздно и ходят. Ну и хорошо, всё не пешком тащиться».
– Как-то странно, – сказал Женя, глядя на приближавшийся вагон.
– Что тебе странно?
– Во-первых, так поздно трамваи не ходят. А во-вторых, смотри, какой старый.
– Почему «старый»? – удивилась Света. – Раритетный, я бы сказала. И красивый.
Красно-жёлтый вагон, казавшийся тёмно-серым в темноте, с двумя парами сдвоенных раздвижных дверей-гармошек и тупой, словно вырубленной, кабиной впереди над широко расставленными фарами. Со здоровущей теннисной ракеткой-дугой на крыше и рядом аккуратных окон с задёрнутыми полупрозрачными занавесками и открывающимися вниз окошками-форточками сверху. Время от времени из-под дуги сыпались искры – скорее всего, на проводе образовался конденсат.
– Экскурсионный, наверное, – предположила Света.
– Какие ещё экскурсии по ночам? – проворчал Женя.
– Ты стал старый и противный брюзга, – объявила Света. Женя тряхнул плечами. – Ладно-ладно, – завопила она, судорожно цепляясь за уши парня, – ты прав! Это «чёрный трамвай», где «чёрный кондуктор» раздаёт «чёрные проездные», и если такой приобретёшь, будешь без конца ездить, пересаживаясь с одного маршрута на другой, пока не растворишься в плетении рельс.
– Чего? – не понял Женя.
– Проехали. – Света попыталась было перекинуть левую ногу через голову Жени, собираясь спрыгнуть на скамейку, у которой, как у коновязи, остановился её верный мустанг, но её придержали.
– Погоди. – Женя развернулся спиной к открывшимся задним дверцам трамвая и чуть подался назад, держась за створки. – Давай.
Со вздохом сожаления Света покинула насиженное место. Такое тёплое. И богатое в перспективе к тому же.
Женя облегчённо вздохнул, подумав, что стройная-то Света стройная, только вот весит как изящная гиря.