Шрифт:
XV
За обедом у Дариных сидела ещё одна барышня, лет на пять постарше той, с которой познакомился утром Сергей Петрович. Заметно было, что эта старшая барышня больше привыкла держать себя свободно в этом доме, чем барышня младшая. Иногда старшая барышня посматривала на младшую несколько недоброжелательно, и тогда младшая чувствовала себя как будто немножко неловко, но немедленно оправлялась и бросала на старшую быстрый вызывающий взгляд; одно мгновение – и глазки младшей барышни скромно опускались, – она старательно резала рябчика и маленькими кусочками кушала.
Старик относился к обеим барышням одинаково внимательно и одинаково сдержанно за обедом.
Лакей подносил блюдо к старику и ставил на стол; Арсений Кондратьевич сам раскладывал куски всем на тарелки.
Грошев сидел рядом с младшей барышней и ухаживал за ней как будто в шутку.
Попугай молчал, сидя на жёрдочке, вне клетки. Канарейки пели.
Виссарион рассказывал, как он сегодня был у тёти Глаши и видел новую обстановку в её новом доме.
– Какие чудные гобелены на лестнице!.. Как всё выиграло в этом доме с этими гобеленами!.. Вот я и говорю тёте в шутку: «Когда вы, тётя, всё отделаете, обставите как следует, – тогда этот дом, вместе с обстановкой, подарите мне». И знаешь, папаша, что она мне ответила?..
– Что?
Виссарион сказал многозначительно:
– Она ответила: «Я подумаю»…
– Да, она так и сказала: «Я подумаю»… – повторил Виссарион. – Ещё тётя сказала, что она хочет с тобой, папаша, посоветоваться… узнать, – может быть ты пожелаешь принять участие в её затее: больницу какую-то она хочет устроить… благотворительную.
– Ты бы ей напомнил, что я никогда благотворительностью не занимался…
Сергей Петрович сказал:
– Я уверен Арсений Кондратьевич, что вы много добра делаете…
– Ошибаетесь… Я слишком эгоист, – ответил старик просто без рисовки, – я никому никогда никакого добра не делал…
– Начиная с того, что на ваших фабриках тысячи людей кормятся – возражал Сергей Петрович.
– А вы, батенька, подите к ним да спросите, кто кого кормит; они меня или я их… И считают ли они меня благодетелем?.. «Кровопивцем» они меня считают. И они, разумеется, правы.
«Что это: горечь, обида… или цинизм?» – подумал Сергей Петрович и не мог решить: старик говорил совершенно спокойно, как о чём-то самом естественном, простом, обыкновенном, о чём-то таком, что иначе и быть не может…
– Видел я доктора Сивцова, – завтра, папаша, он хочет к тебе заехать…
Старик поморщился:
– Надоедают они мне, – доктора… И без них знаю, что скоро помру.
– Будет вам на себя это напускать, – сказал Грошев, – поживёте ещё долго… Вам жить надо…
– Нет уж, моя жизнь прожита, – сказал старик, – всё я сделал, что полагается человеку: воспитал своих детей, обеспечил их – проживут безбедно… Могут и без меня обойтись.
Мрачный разговор о смерти постаралась замять старшая барышня: она стала рассказывать, какую видела смешную сцену на улице: извозчик зацепил санями за чью-то карету, – сани обернулись, – хорошо, что извозчик никого не вёз… прибежал городовой, собрались зеваки, повели извозчика в участок…
XVI
После обеда Виссарион пригласил Воронина и Грошева в свои комнаты; Сергей Петрович показал картину Зимина.
– Недурно передано настроение… тоска… – решил благосклонно Грошев.
«Шарлатан!.. – подумал Сергей Петрович, – как он относится к Зимину, у которого и ремня-то не достоин развязать на ноге… Недурно передано!..»
– Д-да… Ничего себе… – раздался голос Арсения Кондратьевича; он стоял здесь, у картины, и рассматривал, прищурив глаз, а к другому приставив кулак в виде трубочки.
Лакей вошёл торопливо:
– Глафира Михайловна приехали…
– Тётя Глаша!.. – воскликнул Виссарион с оттенком удовольствия и некоторого почтения.
Арсений Кондратьевич быстро пошёл встречать свояченицу.
– Папаша, я сейчас приду… – крикнул Виссарион.
– Хотя… эта картина на выставке как-то сильнее впечатление производила… – заговорил Грошев, – не прошёлся ли потом Зимин кистью по ней, не испортил ли? Это с ним бывает…
– Сколько возьмёте за картину? – спросил Виссарион.
– Две тысячи рублей. На выставке она стояла за три. Две тысячи Зимину давали.
– Я ничего не могу решить сейчас, – сказал Виссарион, – вы когда едете?..
– Хотелось бы скорее уехать…
– Давайте увидимся вечером сегодня же… И решим…
– Пожалуйста…
– Около двенадцати вечера приезжайте… – Виссарион назвал один шикарный московский ресторан.
– Спросите мой кабинет… Вам укажут. Картину пока можно здесь оставить?
– Конечно. А если не сойдёмся, – тогда завтра и возьму.