Все они отличались, потому что были созданы за бесчисленные века на разных мирах-кузницах, а их строители обладали различными технологическими ресурсами, материалами и эстетическими представлениями. По некоторым признакам можно было заметить, что большинство обладали одинаковым шасси, но полученные в боях повреждения, столетия интенсивной эксплуатации, усовершенствований и улучшений направили их развитие по разным путям. Независимо от способа передвижения каждый сухопутный левиафан представлял собой мобильную гору с совершенно бессистемно установленными башнями, казавшимися ненадёжными подмостками и штампованными профилями, назначение которых Робаут не мог понять.

Каждый нёс гордое имя и красовался геральдикой родного мира-кузни и бинарной информацией, символизирующей принадлежность к различным силовым блокам Механикус. Из сотен выхлопных отверстий поднимались шлейфы отработанных газов, а вокруг зубчатых надстроек искрились электрические разряды.

Самым грандиозным из них был «Табуларий».

Сухопутный левиафан архимагоса Котова передвигался на пятидесяти огромных трапециевидных ногах, которые располагались параллельными рядами по двадцать пять, и каждый ряд был триста метров длиной. Корпус соединялся с ногами при помощи гигантских выдвижных колонн: сложной системы из жёстких механических мышечных поршней и шарниров-шестерёнок. На каждой виднелись десятки рифлёных кабелей и линий электропередач, которые в свою очередь соединялись с молотильными рычагами, гремевшими назад и вперёд на двигательных палубах. Каждая чудовищная нога поднималась на пять метров, перемещалась вперёд, а затем с грохотом опускалась, с оглушительным эхом раскалывая землю.

Как и «Сперанца» он был стар, но если ковчег Механикус оказался среди звёзд относительно недавно, то говорили, что «Табуларий» прокладывал путь по мирам во время Великого крестового похода. На огромном корпусе в слоях стратифицированной рубцовой ткани виднелись свидетельства тех давних лет — одни он заработал в боях, другие в не менее жестоких приступах модернизации и расширения.

Наружный слой каменной кладки и стали придавал верхней части вид большого каменного города, напоминая древнюю Трою или Александрию, которые обрели способность передвигаться. Фронтальную секцию венчал конический нос, как у галеонов древности, где размещался защищённый пустотными щитами купол из полированного розового мрамора, золота и серебристой стали.

Внутри позолоченного купола «Табулария» эстетика океанского галеона сохранялась в тёплой древесине и медных предметах, располагавшихся по всей командной палубе. Начищенный паркет отражал диффузный свет свисавших с арочного свода люминесцентных сфер, и каждый из сотни сервиторов и трэллов носил парчовые сюртуки насыщенного тёмно-синего цвета.

С потолка свисал руль огромного судна, архаичное средство контроля, но по марсианской легенде это был штурвал с флагмана великого терранского адмирала Старой Земли, который забрали после блистательной победы при Тараф-аль-Гарбе. Им управлял магос Азурамаджелли при помощи аугметированного сервитора, чьё тело пересадили в биоинтерфейсную колонну, а руки заменили поршневыми бронзовыми кронциркулями. Конечности-манипуляторы Азурамаджелли идеально подходили для управления сухопутным левиафаном, но он предпочитал контролировать «Табуларий» через помощника-сервитора ещё с тех пор, как обладал органическим телом.

Сейчас же магос астронавигации представлял собой сочленённый стальной каркас с несколькими стеклянными колпаками, подвешенными в противоударных полимерах. Прочные, как алмаз контейнеры хранили мозговое вещество Азурамаджелли, каждая отрезанная часть покоилась в биопроводящем геле и параллельно соединялась с когнитивными машинами «Сперанцы», смеясь в лицо закону Амдала.

— Так держать, — сказал Азурамаджелли. — Бригады плазменных реакторов сообщают о достижении устойчивой температуры, а со всех двигательных палуб докладывают о полной готовности. Отдать приказ, архимагос?

— Что за идиотский вопрос? Разумеется, отдать приказ, — раздражённо произнёс Котов, его гнев был столь силён, что подавил нормальные логические процессы. — Я хочу, чтобы мы не теряя ни секунды, направились за этим чёртовым «Громовым ястребом», Азурамаджелли. Ты слышишь меня? Пусть реакторы раскалятся докрасна, а двигательные бригады работают до смерти, если мы сможем добраться до «Томиоки» быстрее.

— Как прикажете, — ответил Азурамаджелли, передав силу команды архимагоса на технические палубы кратким взрывом бинарного кода.

Командный трон левиафана располагался на наклонном помосте из красного дерева с золотистыми оуслитовыми прожилками, и был оборудован многочисленными управляющими интерфейсами. Котов выбрал для себя тело из блестящих пластин нефрита, за которыми скрывалось гибридное объединение искусственной нервной системы и умело чередующейся кибернетики былой эпохи. Его фигура с идеальными пропорциями создавалась по лекалам погребённых королей давно умершей культуры Терры, чьи жрецы умели сохранять биомассу своих правителей на протяжении тысячелетий.

Бритая голова Котова блестела свежими священными крестильными маслами, а спинные разъёмы соединяли архимагоса с ноосферной сетью левиафана и растущим инфотоком. В это же время глава экспедиции подсознательными тактильными жестами просеивал сводные данные, которые ему передавали магосы-командующие остальных сухопутных левиафанов.

Он разделил сознание между несколькими потоками параллельно обрабатываемых данных, отгородив их в изолированных участках разума. Трижды очищенные масла горели на его плечах в жаровнях, вырезанных в форме рычащего легендарного «Арес Ликтора», помогая рассеивать избыточное тепло увеличенных познавательных способностей. Несмотря на многочисленные автономные потоки в системах управления «Табулария» высшие мыслительные функции Котова поддерживали связь с магосом Блейлоком и «Сперанцей» на орбите.