Умиравший от переохлаждения и почти покалеченный обморожением, он упал на колени и застучал замёрзшим бесчувственным кулаком по огромным воротам. Хотя он не слышал, как открылась дверь, и не почувствовал, как кто-нибудь приблизился рядом неожиданно возник человек, закутанный в шкуры животных, бронзовые пластины и жёсткий плащ из промасленной кожи.

Только глаза было видно сквозь покрытый инеем бурнус, жёлтые сферы с машинной схемой позади хищного блеска.

— Первый урок, — проворчал человек. — Никогда не становись на колени.

И Лют больше никогда не становился, ни разу.

Годы брали своё и его некогда стройное и великолепно сложенное тело превратности и потребности войны превратили в неупокоенное приведение, навечно заключённое внутри саркофага с поддерживавшими жизнь жидкостями.

Лют посмотрел на своё тело. Оно было таким же, как он помнил во время первого подъёма, стройное и гибкое — почти высокое для его веса. Он повёл плечами и продолжил идти по снегу к заросшему деревьями горному хребту, где он остановился в первую ночь, когда ещё думал, что восхождение на чёрно-серебряную гору пройдёт гладко.

Эрикс Скамёльд ждал его, сидя у сверкавшего зелёным пламенем костра с подветренной стороны камня размером с голову «Владыки войны». Подобно тому, как Лют пришёл на это место, каким он себя помнил, таким же пришёл и Лунная Синь. Если Лют был высоким и стройным, то Скамёльд обладал телосложением борца: широкоплечий, мясистый и с короткой шеей. Он носил спутанные меха, проволочные тотемы оборачивали его татуированные мускулистые руки. Он был без оружия, но это ничего не значило в месте, где они сами являлись оружием.

Горный кряж напоминал арену, окружённую с обеих сторон густыми дикими лесами высокогорных вечнозелёных деревьев, а дальше всё было во тьме. Опушку засыпало снегом и тысячи глаз смотрели из темноты крошечными огоньками янтарного и чёрного цвета.

Они наблюдали, как Лют поднялся на хребет и остановился напротив Лунной Сини.

— Вы пришли, — произнёс Скамёльд.

— Ты сомневался?

— Такая мысль приходила мне в голову.

— Я — альфа, как я мог не прийти?

— Вы чувствуете, что слабеете и боитесь, что я сильнее.

— Ты не сильнее меня, Лунная Синь.

Скамёльд пожал плечами. — Может быть. Пока мы не проверим — наши слова бессмысленны.

— Чего ты хочешь? Стаю?

Скамёльд кивнул, поведя плечами и оскалившись. — Да, именно это я хочу. Стаю.

— Ты не готов.

— Вот почему вы оставили «Канис Ульфрика», когда стая отправилась на охоту?

— У тебя некомплект экипажа, — сказал Лют.

— Вы забрали его.

— Я — альфа и беру то, что мне нужно. Мне нужен новый модератус.

Скамёльд кружил вдоль опушки, он оскалился, а дыхание превратилось в рычание.

— Когда «Лупа Капиталина» шагала по умирающему миру, я путешествовал в манифольде, — произнёс Скамёльд. — Я видел то же, что и вы. Вы снова вернулись на мир захваченный Великим Пожирателем. Остальные не видели, но я знаю вас лучше любого из них. Вы сломались.

— Хватит разговоров, Скамёльд, — прорычал Лют. — Я — Зимнее Солнце, а ты всего лишь — Лунная Синь.

— Есть только один способ покончить с этим. Кровь.

— Кровь, — согласился Лют. — Но в любом случае наши разногласия закончатся здесь. Соглашайся и мы покончим с этим. Здесь и сейчас.

— Согласен, — ответил Скамёльд, развёл руки и из кулаков выскользнули мерцающие когти.

Зимнее Солнце обнажил когти и атаковал.

Воинственный вой поднялся над чёрно-серебряной горой.

Когти рассекали, зубы рвали.

Кровь пролилась.

Без знакомых звёзд и известных областей Империума полированный картографический купол Виталия превратился в строгое полусферическое сводчатое помещение холодного металла и гулкого пространства. Умирающая корона Арктур Ультра ослепляла «Сперанцу» и мешала увидеть, что лежит за пределами галактической границы, но когда она рассеялась, пустота внутри купола стала заполняться с каждой секундой. Мерцали новые солнца, далёкие галактические туманности прояснялись и причудливо располагавшиеся мёртвые звёзды, которые ранние измерения обозначали давно погасшими, сверкали в обновлённых термоядерных реакциях.

Пустоши межзвёздного пространства, где всё должно было быть холодным и мёртвым, теперь оказались заполненными астрономическими детскими садами, где рождались новые звёзды. В этих новых плодородных регионах посеяли металлы и поддерживавшие жизнь химикаты, словно неизвестный садовник готовил почву для растений.

— А я ещё считал, что показания, полученные нами перед тем, как мы прибыли сюда были неправильными, — произнёс Виталий.

Энтоптические машины, работавшие под полированной поверхностью купола, проецировали вновь открытое пространство вокруг «Сперанцы» всё подробнее с каждым циклом топографов — Виталий не терял времени и, управляя рычагами на обитой деревом панели, каталогизировал всё, что мог.