Моргнув, я снова уставился на тёплое женское тело, раскинутое по кровати. Вздыхаю и ухожу из номера, тихонько прикрыв за собой дверь. Вызываю лифт и стою в коридоре, ожидая. Тру лицо ладонью и не могу удержаться – на ней её запах. Облизываю пальцы один за другим, и широко улыбаюсь – ну до чего же вкусная.

Город встречает меня ярким солнечным светом и шумом пыльных улиц. Ловлю такси, сажусь на заднее сиденье и называю адрес. Водитель везёт меня молча, только какая—то тихая русская музыка льётся из колонок. Прислушавшись, я распознаю слова и удивлённо вскидываю брови.

– Сделайте погромче, – прошу таксиста, поглядывая на утренний Таллинн в окно.

Прикрываю веки и вижу перед собой её лицо. Улыбаюсь этому воспоминанию и прислоняюсь виском к прохладному окну, выдохнув сквозь зубы.

Это лучшее воспоминание за последние два года. Она – лучшее воспоминание за последние два года.

Дом в пригороде. Гараж на две машины и подъездная бетонная дорожка. Спальня на втором этаже с большой двуспальной кроватью и просторным балконом с кованым ограждением. Я не помню, как правильно оно называется.

Расплатившись с таксистом, я выхожу во двор и бреду между кустарников к особняку. Я не привык называть его домом, я вообще не помню – мой ли это дом. Открываю дверь и набираю код сигнализации – моя дата рождения. Я тоже её не помню, но мне сказали, что восемнадцатое декабря – мой день рождения. Приходится верить на слово.

Бросаю пиджак в прихожей и иду на кухню. В аптечке беру упаковку снотворного и глотаю сразу две таблетки, не запивая водой. Смотрю в окно и тру шею ладонью, а затем поднимаюсь по лестнице в свою комнату.

В сотый раз морщусь, заходя в светлое помещение. Стерильное. Такое же стерильное, как и мой мозг. Раздеваюсь и падаю на кровать, накрываясь одеялом с головой. Сквозь него не проникает дневной свет, и я погружаюсь в темноту, которая привычно преследует меня во сне последнее время.

Но сегодня всё иначе.

Мне снятся сны. Мне снятся воспоминания. Нет, не те, которые я больше всего хотел бы увидеть и, главное, вспомнить. Мне снится эта девушка, Сабина.

Снится её тело и широко разведённые бёдра, когда я нависаю над ней. Снится, как она выгибает спину, подставляя грудь для поцелуев и её соски – тёмные, напряжённые, молящие о ласке. Снится, как она кричит подо мной, а потом надо мной, а потом со мной вместе. Снится, как она просит не останавливаться, и я не останавливаюсь.

Снится, как она просит остановится, но я не останавливаюсь.

Нет. Это не она просит. Это кто—то другой, но я никак не могу вспомнить. Она что—то кричит.

– Стой! Тормози!!! Глеб, остановись!!!

Крики, крики, крики. Но кто кричит я не помню, не помню, не помню.

Слышу громкий скрежещущий звук. Визг тормозов.

А затем меня снова накрывает темнота. Густая, чёрная, непроглядная. Как мазут, или чёрная краска, я не знаю, как правильно её описать. Я ничего не вижу.

Вместе с темнотой наступает тишина. Оглушающе—звенящая. Зловещая.

Почему я считаю её зловещей? Я не помню.

– Глеб! – громкий женский голос прорывается сквозь эту тишину, и я открываю глаза.

Но темнота никуда не исчезает.

Сонным мозгом я понимаю, что запутался в одеяле с головой и рывком скидываю его с себя. Пытаюсь сфокусировать взгляд, и нахожу лицо, которое по—прежнему не вызывает во мне никаких отголосков и откликов.

– Глеб. Где ты был? – она злится и нервничает.

Сжимает пальцы и разжимает их так, что хрустят костяшки.

– Анжела, я был там, где я был.

Снова накрываюсь с головой и закрываю глаза, в надежде провалиться в сон. Но её голос опять мешает:

– Глеб! Я ухожу на репетицию нашего танца. Ты помнишь, что твоя встреча с хореографом на следующей неделе?

– Помню, – бормочу я.

– Я записала адрес в твой ежедневник.

Её голос становится размытым – действие снотворного ещё не прошло. Я тихо ответил: «Хорошо», и перевернулся, в надежде, что она оставит меня, но, похоже, у неё свои планы на это счёт.