Из фотографического ража его вывел сигнал о принятом сообщении. «Я возвращаюсь, где тебя забрать?». Где-где. А нигде! Дима выключил телефон и начал складывать оборудование в рюкзак. Он облазил и снял все бараньи лбы в западной части музея. Прежде чем перейти по пляжу на высокий восточный берег к более свежим рисункам, — всего-то две тысячи лет, уже спаситель родился, — стоило подкрепиться.

Не успел он усесться на свою оленью шкуру за шестьдесят девять евро и развернуть бутерброд с селёдкой, как к нему подгрёб местный бомж. Вокруг лысины, обожжённой солнцем, развевались седые пряди, а грязная майка не скрывала сплошь зататуированной кожи. Бриджи с бесчисленными карманами сползали с худых чресел. Бомж сел рядом и что-то сказал на норвежском. Дима пожал плечами и помотал головой, как немой.

— Инглиш?

Дима снова помотал.

— Дойч? Финланд? Русланд?

— Чего тебе? — спросил Дима и открыл банку с пивом.

Он отхлебнул тёплого пива и неприветливо взглянул на бомжа. Тот достал из наколенного кармана истёртую кожаную флягу, сделал несколько глотков и ответил, с трудом подбирая русские слова:

— Фото там, — махнул рукой на камни, — не интересно. Все видеть петроглиф. Олень, охотник, лодка, рыба…

— Не интересно?

— Нет, — подтвердил бомж.

Он достал из другого кармана пакетик с вялеными креветками и начал закидывать их в рот. Дима вылущил край бутерброда из полиэтиленовой плёнки и откусил большой кусок. Как фотограф он знал, что аборигены лучше путеводителя могут подсказать, что в их краях достойно съёмки, но, будучи опытным туристом, он не раз сталкивался с феерическим враньём ради пары евро на выпивку. В молчании он доел бутерброд и допил пиво. Пряная селёдка оказалась вкуснее, чем он ожидал, — жирненькая, малосольная, с нежными хрустящими косточками. Идеальный ужин под пиво. Бомж рядом чавкал своей вонючей закуской и жмурился на солнце. Часы показывали полночь.

— А где здесь самое интересное место для фотографирования? — не выдержал Дима.

— Запрет. Музей не разрешать.

— Почему? Тут разве не везде открыто для посетителей?

— Петроглиф — можно. Пляж, море — можно. Гростайн — нельзя.

Бомжу с трудом давалась беседа на русском языке, но Дима не собирался переходить на английский: перейдёшь, и старик тут же пристанет с глупыми разговорами и начнёт просить денег на водку.

— Что такое Гростайн?

— Скала.

— И что в ней интересного?

— О-о-о! — глаза бомжа загорелись огнём фанатизма. — Портал на другой мир! Дверь!

— Та-ак… — сказал Дима и встал. — Спасибо за компанию, но мне, пожалуй, пора.

Бомж тоже вскочил:

— Я не врать! Человек ходить на другой мир, я видеть! — Он достал из кармашка на бедре плоский ключ и потряс им перед носом Димы: — Сегодня северный сияние, Гростайн — активация. Я тебе показать, иди под меня!

— За мной, — поправил Дима. — Далеко?

— Нет, в музей. Ты делать много уникальный фотография! Интересно!

— Ладно, я пойду и посмотрю, что там у тебя интересного. Но с одним условием: никаких денег я тебе не дам, даже не проси. У меня самого мало, а мне ещё надо где-то переночевать и вернуться в Питер. Меня бойфренд бросил. Гад.

***

В полутьме помещения Гростайн выглядел как обычный серый камень высотой в два метра. Музейный корпус накрывал его словно Кааба, а пола не было — под ногами хрустели ракушки и песок. Бомж запер дверь изнутри, включил свет, и Дима ахнул. На маслянисто сверкающей поверхности камня плавали зелёные, розовые и голубые пятна, иногда в глубине вспыхивали искры, похожие на разряды электричества, а иногда по скале пробегала мелкая рябь. Посередине находился неглубокий, но искусно вырубленный дверной проём.

— Что это такое?

Бомж возбуждённо похлопал по каменной двери:

— Портал. Сегодня активация.

— Он что, активируется в те дни, когда случается геомагнитная буря? То есть северное сияние?

— Да!

— Отлично! Ты туда пойдёшь? Что там? Четвёртое измерение, страна Оз, пещера Минотавра?

Бомж ответил упавшим голосом:

— Не знать. Гростайн не пускать.

— Ха-ха! Ну разумеется! — Дима достал фотоаппарат и выставил экспозицию. — А читать заклинания пробовал? Ну, «Сим-Сим-откройся» или «крибле-крабле-бумс»?

— Фак ю, — обиделся бомж. — Заклинание есть, но читать — нельзя.

Он провёл пальцами по двери, и Дима увидел надписи. То ли китайские иероглифы, то ли египетские письмена, то ли полустёртые масонские символы. Одни начертаны по привычной горизонтали, другие — по вертикали, а третьи — сикось-накось, словно резчик плохо владел резцом. Дима подошёл ближе, разглядывая уникальные артефакты, которые государственный музей Норвегии скрывал от посетителей в закрытом корпусе. Действительно, это стоит сфотографировать. Возможно, удастся продать фотографии журналистам Рен-ТВ или «Аргументов и фактов». Или «Нэшнл Географик», если повезёт. Конечно, это не портал в параллельный мир, а обломок металлосодержащей руды или кусок метеорита. Кто-то вырубил в нём имитацию входа… Зачем? Палец Димы погрузился в камень на целый сантиметр. Погрузился в камень!

—А-а-а! — закричал бомж. — Гростайн тебя пускать! Быстро, быстро! Гростайн тебя хотеть!

— Хотеть? Меня?.. — переспросил Дима.

Он пошевелил пальцем в стене, ввинчиваясь в тёплые и податливые каменные внутренности, — это было приятно и немного возбуждающе. Дима добавил второй палец. Упоительное ощущение, и не сказать, чтобы незнакомое. Третий палец. Как туго! Он толкнул кисть целиком, и камень жадно чавкнул.

— И что мне с этим делать? — глупо улыбаясь и лаская пальцами что-то внутри камня, спросил Дима.