– Не получится, меня ждут с обедом ребята, - легонько тряхнув пакетом со снедью, приобретенной в кафе, с напускной грустью отозвался Глеб. Она натянуто улыбнулась, пальцы еще больше начали теребить браслетик, рискуя разорвать хлипкость сочленений звеньев.
– Но если хочешь, можешь к нам присоединиться, - предложил он от широты души, в уме прикидывая насколько же далеко она готова зайти на этот раз.

Обед со слесарями, пускай все как один и молодыми, но перепачканными в солидоле и бензине, в обстановке ремонтного бокса с запахом бензина и привычными мужчинам ароматами, на чуть очищенном от деталей столе - это наверняка испытание для столь изнеженной девицы на вроде Вятской Анюты, не знавшей ничьей кухни кроме как ресторанной и личной домработницы в их доме. Эти мысли слишком хорошо отражались в ее серых глазах, рождая смятение, разливаясь приятной негой по душе Ивлева.

– Да, я бы зашла, - внезапно согласилась Анна, моментально сбив его с пьедестала всезнайки.
– Не есть, просто поболтала бы.

– Ну пошли, - легко согласился Глеб, решив отыгрывать свою роль до конца, тем более что в дальнейшем намечалось немало интересного.

Однако столь далеко идущим планам в этот яркий зимний день не суждено было исполниться, потому что у самого входа в ремонтный бокс их уже поджидали. Михалыч понимающе отступил чуть в сторону, сливаясь со стеной, в то время как высокое начальство в лице самого Леонида Григорьевича Вятского раскрасневшись напротив готов был броситься навстречу "новоприбывшим".

– Анюта, дочка, ты еще здесь? Мне казалось, я тебя уже проводил, - сладким голосом обратился владелиц салона, чуть заметно потрясая от недовольства складками давно наметившегося второго подбородка. Глаза его зло сощурились, сам он непроизвольно занял агрессивную позицию, но все еще пытался выглядеть дружелюбным.

Этот факт еще больше настораживал Ивлева ничуть не меньше того, что его приветствие практически проигнорировали, опередив вопросом. Он хотел было проскочить в бокс, но из-за широкогабаритной фигуры владельца салона сделать это оказалось слишком затруднительно. Позволить себе нагло его отодвинуть или же попросить в такой щекотливый для начальство момент было бы безумием, и поэтому Глеб предпочел остаться на месте, к тому же он все еще был не прочь чуть потешить свое самолюбие за счет трепетной Анюты.

– Да, папа, я просто забыла в машине кое-какую косметику и вернулась за ней, - стреляя в сторону своего спутника глазами, с растяжкой, отчаянно пытаясь выглядеть правдоподобно при столь отчаянной лжи, ответила Анна. Она тихонько переступила на месте, чуть покачиваясь на высоких каблуках сапог, точно нервозная молодая лошадка в предчувствии грозы.

Для Глеба ее откровенное вранье читалось как с листа, но отец похоже прикладывал все свои усилия для того, чтобы в нее поверить. Впрочем, Леонид Григорьевич был слишком опытен и стар, как раз настолько, чтобы уметь скрывать свои чувства за напускными эмоциями, так что судить его даже сведущему в этом отношении человеку сложно.

– Хорошо, молодец, тогда до вечера, - будто бы в подтверждения этих размышлений, сказал, как отрезал Вятский, вынуждая дочь, вяло попрощаться и при этом все время, умудрившись удерживать добродушное выражение лица, на котором только темные глаза горели не слишком-то добрым блеском.

Анна бросила последний вожделенный взор на предмет своей страсти, и, вздохнув, направилась дальше по коридору, туда, где оставила свои вещи. Настойчивость, присутствующая в девушке сегодня заставила подумать о том, что возможно даже это не охладит ее пыл и очередное якобы случайное столкновение с ней для него не за горами. Надменная усмешка прорезала его лицо, точно слепящий росчерк молнии на темном небе. Он уже предвкушал эту следующую встречу, мысленно потирая ладони.

– Глеб, как твои дела?
– неожиданно ворвавшись в его коварные планы на будущее, прозвучал вопрос Вятского.

Глеб невольно нахмурился, обращая заинтригованный взор в сторону начальства, немало изумившись столь неожиданным на сегодняшний момент добродетельным любопытством. Подозрения на счет Вятского, преследующие Глеба с самого утра обострились, взвиваясь алым пламенем военных стягов над головой, жаль только понять пока не выходило, в чем же будет состоять подвох.

Михалыч, все так же молчаливо подпиравший стенку, раскрывать тайны не спешил, тихонько ухмыляясь в широкие усы. Из бокса высунулась башка Борьки и тут же убралась восвояси, скоро заприметив Вятского и потому, не решившись требовать подачи своего обеда поскорее.

– Пока не жалуюсь, - тряхнув плечами, словно бы сбрасывая тем самым груз навалившихся опасений, ответил Ивлев.

– А я тебя как раз ждал, хотел поговорить, - продолжил вести светскую беседу Леонид Григорьевич, с добродетельной улыбкой и отеческим жестом увлекая собеседника за собой по коридору. Глеб сопротивляться не стал, медленно пошел следом, внутреннее раздираемый любопытством, что же от него понадобилось старику, коль он так увещевает.
– У тебя нет желания, прокатится до Москвы за счет салона?

Долго не выдержал таинственности, не сумел растянуть удовольствие, или может напротив, поспешил, потому что слишком мерзко заискивать перед простым рабочим. Истиной мог служить как первый вариант, так и второй, хотя в любом случае это не могло служить утешением, куда серьезнее перед ним встала проблема, как поступить, что ответить.

Возможность на сутки свалить из города, остаться предоставленным самому себе и без особых растрат снова ощутить песнь путешествия по бескрайним дорогам - одна мысль об этом манила. С другой стороны наверняка в конце пути его вряд ли будет ожидать что-то приятное, да и просто облегчать жизнь своему давнему обидчику так сразу не хотелось, нужно было хоть немного его позлить. Именно в таком ключе размышлял Глеб.