По всему выходило, что наследник великого папы не ошибся с выбором жизненной стези: коктейль удался на славу. Жанна, как выброшенный волнами придонный сомик, хватала ртом воздух и вращала выпученными глазами, но из состояния амока вышла капитально. Пару минут она петляла по гостиной со скоростью и траекторией не до конца изученных еще наночастиц. Спустя время женщина вполне освоилась с избыточным количеством так коварно сообщенной энергии и аккуратно присела за стол, правда, все еще кузнечиком подкидывая коленки и слегка клацая зубами.

– Вот что… Товарищи, – под влиянием стресса на ум Жанне приходил только родной, советский пролетарский язык. – Охренели вы, что ли? А ты, Назар, – на химика был наведен острый блестящий ноготь, – ты своих порошков перекушал, балда, перепутал малость, как надо уважать старость и покой отечественных пенсионеров? Которые тебе к тому же пока еще мать! – и, не дав изумленной общественности вполне насладиться кудрявым, но четким изложением ее мысли, просветленная баронесса взялась за главное: – Так что ты там лепетал про желе?

– Маман, не стоит так волноваться, – Назар запорхал вокруг первой испытательницы своей живой воды, полностью изменив Поленко с великим открытием по части энергетиков и модуляторов сознания. – Не будем возвращаться к мелочам. Разрешите измерить ваш пульс?

– Полюбуйтесь на этого клоуна в манишке! – Жанна Станиславовна отняла у сына налившуюся богатырскою силой руку и пребольно хрястнула ему по переносице, поставив крест на дальнейших лабораторных наблюдениях. – Чуть не загнал в гроб, а теперь в кусты. Давай, выкладывай, где ты откопал эту жабу бородавчатую, Леньку Поленко.

Опешивший от контрудара и мамулиного необычайного красноречия Назар только сейчас вспомнил, о чем, собственно, был разговор и попытался сочинить связное оправдание:

– Это не я откопал. У меня, маман, по прежнему другие приоритеты в знакомствах, – госпожа Берина саркастически зацокала не усмиренным пока язычком, а химик-сын насупился. – Да, у меня обширные, но беспорочные связи, по крайней мере, жаба – это ваш приятель, не так ли? – Жанна хмыкнула, но слегка остудила зловещее, как жерло Йеллоустона, выражение лица. Назар продолжал:

– Впрочем, не будем тянуть с преамбулой: господина Поленко назначили директором нашей школы, и он, между прочим, намеревается меня уволить. Как борца за права интеллигенции, что вам, уполномоченному глашатаю народной воли по области, должно быть весьма интересно!

Выдохнув эту сногсшибательную для баронессы новость, Назар откинулся в кресле и пристально посмотрел на родительницу. Ее обычно бледное лицо полыхало теперь революционными кумачовыми оттенками.

– Неисповедимы пути, – задумчиво отозвалась баронесса. И после пятиминутного молчания, плотоядно сощурив блестящие гневом глаза, добавила: – Вот мы и встретились, Ленчик… Только теперь моя возьмет.

Жанна Станиславовна стремительно встала и уже вполне голубокровным жестом пригласила сына следовать на ее половину:

– Мальчик мой, за мной! Положим конец этой истории. Сейчас ты услышишь такое, что вряд ли позволит этому скунсу Поленко вообще кого-либо увольнять.

Мать и полный энтузиазма сын скрылись за портьерой, а пораженная экстравагантным ужином прислуга осталась прибирать поле боя.

К двум по полуночи жизнь в доме Бериных только начиналась.

***

За всеми вечерне-ночными хлопотами провидение как-то подзабыло Тихона Гавриловича, сраженного коварным ударом неизвестного прямо в эпицентре своей мечты – кресле директора спецшколы. В тот миг, когда он, рассматривая забытый на столе листок, уже почти вник в тайну червеобразных каракуль и внезапное озарение уже было готово осенить любознательную голову, поменяв весь ход школьной истории, прямо на темечко трудовика опустилось могучее пресс-папье с конем и Ильей Муромцем в полном богатырском облачении. К чести легкомысленного колеса фортуны, оно наконец таки давало честолюбцу-учителю шанс отъехать в лучший мир с высочайшей в его жизни позиции: буйна голова сложилась на начальственных бумагах, в окружении гарнитура карельской березы и под охраной секретарского предбанника.

Хлипкий организм Квазимодыша не был рассчитан на подобные приветствия недоброжелателей и теперь тряпичной куклой стекал по ребристому кожаному креслу в таинственные глубины директорского подстолья. Настенные часы в деревянном ящике советской сборки механически цоколи, отбивая, казалось, последние минуты молодой тихоновской жизни. Впервые за свою яркую биографию трудовик душой и телом пребывал в полном статическом покое. Его ангел-хранитель, окончательно загнанный подлым демоном всевластия и очумелым чертом-изобретателем, дивился нежданному подарку сверху. Он уже расправлял потихоньку свои пожухлые крылья, дабы осенить ими подопечного и вознести куда следует. Еще совсем немного, и шестеренки расшатанного пустыми усилиями мозга встали бы наконец на место, положенное им анатомическим атласом, и в любом из миров Тихон, глядишь, и стал бы если не полезным, то хотя бы безвредным членом общества. Отдых – лучшее лекарство, как правильно подметил еще старик Авиценна, не желавший тащиться к недужным в мороз и слякоть античного бездорожья, и ловко отсылавший гонцов от пациентов таким вот верным рецептом.

Но, как всегда, добро опоздало победить: пока ангел возносил хвалу Всевышнему, а шестеренки собирали перекличку для установления отсутствующих, прозрачные веки Тихона затрепетали, раздался протяжный стон, и в предрассветный сумрак кабинета вперился взор мятущихся водянисто-голубых глазок. Тихон выглядел скорее живым, хотя общая синюшность его птичьего личика хороших перспектив не обещала.

Спасли неутомимого труженика прогресс и дружба народов. Богатырский конь был изготовлен из китайской бронзы по особой технологии шанхайских умельцев, набивших руку на картонных джипах и яйцах из желатина с паклей. Работая без выходных и перерывов на обед, стратегический партнер из Поднебесной наводнил своим изделием все сопредельные территории, в зависимости от региона продавая его под видом гнета для капусты, истинно русского сувенира или наглядного пособия по строению простыночника древовидного.