Пленумы ЦК партии Украины, на которые меня всегда приглашали, были для меня большой школой. Слушаешь, записываешь, учишься. Хрущеву нравилось, когда комсомол находил свое место в общем деле, вносил конкретные предложения.

Так было со строительством тридцати семи шахт в Донбассе, так позже было с целиной. Он любил и поощрял конкретные дела. В этом смысле с ним легко было работать, потому что он умел находить общий язык с любой категорией людей.

Некоторое время спустя, уже поднабравшись опыта, я воспользовался его наставлениями. Однажды на приеме у него говорю:

— Никита Сергеевич, вы подписали записку в ЦК ВКП(б) с предложением объединить русскую и украинскую молодежные газеты в одну, на двух языках, чтобы в целях экономии устранить дублирование. Тут же предлагается объединить так же две детские газеты.

— Да, я подписал. А что тут плохого?

— Плохо то, что со мной никто это не согласовал.

— Что значит «не согласовал»? — насупился он. — Что вы понимаете? — сразу перешел на «вы». — Вы знаете, сколько стоит содержание этих газет?

И начал читать мне нотацию.

Тогда считалось, что комсомол живет на дотации. Хитрая была такая уловка, которую я раскусил только в ЦК ВЛКСМ. Оказывается, все доходы от изданий молодежных газет и журналов шли в партийный бюджет. Уже работая в Москве секретарем ЦК ВЛКСМ, я добился того, что все доходы от издания «Комсомольской правды», «Пионерской правды» и всех других молодежных газет на местах поступали в комсомольский бюджет. С этого времени мы уже никому не были должны.

Я стал ему возражать:

— Никита Сергеевич, ведь газеты не мы с вами учреждали, а при нас они будут закрыты. А в истории останется, что мы с вами похоронили две молодежные газеты, и в придачу — две детские.

— Да я уже подписал, и бумаги ушли в ЦК ВКП(б)! Ты понимаешь, что это такое?

— Вы подписали, а мне никто об этом даже не сказал.

— Ты что, не знал вообще? А ну-ка давай мне подшивки газет. Объясни, почему их нельзя объединить?

Я объясняю, что, во-первых, украинский текст короче русского. В русской газете текст занимает целую колонку, в украинской газете этот же текст займет только половину колонки, а половина останется пустой. Значит, ее нужно будет заполнять каким-то новым текстом. А это уже не дублирование.

С детской газетой еще труднее, продолжал я. В ней ребусы, кроссворды и т. д. Все придется делать заново. Следовательно, придется сохранять те же штаты и прочее. Сейчас эти газеты имеют свой актив, своих корреспондентов. Все это придется разрушить, да еще и перессорить их между собой.

— Подожди, а может быть, твои девчата, Лидия Гладкая или Людмила Шендрик, были знакомы с этим вопросом? Может быть, это они дали согласие?

— Да они сами прибежали ко мне и возмущались таким решением.

— А, так, значит, это Назаренко подсунул мне!

Вижу, разозлился Хрущев. Поднимает трубку телефона, и при мне состоялся нелицеприятный разговор с Назаренко. Хрущев приказал ему отозвать записку. Тот стал возражать, доказывая, что это невозможно.

— Я знаю, — говорил Хрущев, — что ЦК ВКП(б) ни умные, ни дурные записки не возвращает. Если они попали туда, зарегистрированы, там и остаются. Но если будет принято решение об объединении молодежных и детских газет, мы тебе объявим на Политбюро по меньшей мере строгий выговор! Я ставлю тебе задачу: ты подсунул мне этот документ без согласования с комсомолом, ты и выкручивайся, как хочешь!

На следующий день ко мне врывается секретарь ЦК комсомола по пропаганде и с возмущением говорит, что Назаренко от него требует подписать задним числом документ о том, что он якобы дал согласие на это слияние газет.

Я снова к Хрущеву, рассказал этот случай:

— Никита Сергеевич, почему после разговора с вами товарищи из аппарата ЦК подсовывают моим работникам на подписание бумаги, чтобы перед вами комсомол глупо выглядел?

Я не знаю всех подробностей дальнейшего хода событий, но записка не рассматривалась в ЦК ВКП(б) и газеты были сохранены.

Это пример того, каким плодотворным может быть возражение начальству.

Правда, уже позже Хрущев мне как-то попенял:

— Ну и нахрапистым ты стал!

— Вы же сами учили меня возражать вам и отстаивать интересы молодежи. Если я не буду этого делать, меня актив заклюет. Скажут: «Ты что там — за сторожа сидишь?»

Он засмеялся:

— Вот на свою голову научил…

Как-то Хрущев мне помог в, казалось бы, безнадежном деле.

После войны вся наша семья снова встретилась на Украине. Исключением, как я писал выше, стал только брат Борис. Мы получили известие о том, что он осужден на 25 лет лишения свободы и отбывает наказание в Сибири, в лагере, работает на рудниках Хабаровского края. Раненый, он попал в плен в первых же боях, а после освобождения из плена его отправили в наши лагеря, так как кто-то на него наговорил, что он-де сотрудничал с немцами.