— Вот так?

— Вот так, достойный. Хотел бы видеться с каганом, тем более, что мы виделись уже с ним в Чуруле, и просить, чтобы послал гонцов своих и уведомил князя Тиверии, что я здесь. Будет иметь хороший выкуп за меня.

— Все равно потом. А сейчас отберут тех из пленных, наиболее больных, надо отвести их в укромное место с покоем и кровлей. Светозар заметно выпрямился и прояснился лицом.

— Это правда? Каган позаботился уже о пленных?

— Да. И прежде всего о пораженных язвой, их наберется тысяча?

— Достойный предводитель. И две уже наберется.

— Тогда отбери первую тысячу. За другими придут позже.

Светозар метался в том углу, где лежали слабые, будто на поле боя. Бросался к одному, оставлял, заметив, что он мертв уже, и спешил к другому, от второго — к третьему, и всем говорил: «Вставайте, братцы! Вас, слабых, первыми поведут в лачуги, в тепло и уют. Каган сжалился над вашим безлетьем, заботится уже о вас». Когда набрал тысячу и вывел из оврага, задумался на мгновение и все-таки спросил тархана:

— Так, может, и я с ними?

— Да нет, — возразил. — Здесь остается большинство, оставайся и ты.

Не стал настаивать. Хотя с обрами ушли те, кто едва переставлял ноги и несли свое до конца изможденное тело, и в лагере, оставалось значительное и значительное большинство. Но его не мог не брать в расчет: это большинство вон как заволновалось, услышав, что их забирают из этой ямы под открытым небом. Кто успокоит их, когда дойдет до отбора. Если в эту тысячу всем захочется пойти первыми? Для казни обры держат отдельно, далеко, надеющиеся на выкуп, центурионы не очень в почете у легионеров. Он, Светозар, единственный, кому подчиняются все. Что будет, если бросит и уйдет? Не лучше ли давать каждой новой тысяче, идущей из лагеря, центуриона, на все время в пути и там, куда прибудут, а самому давать его здесь?

Очередь на следующую тысячу наступила вскоре, но пришли за ней не те обры, принимавших до этого, пришли другие. И тархан был другой, да и речи не те. Не спрашивали уже, слабые или нет, сказали выставить тысячу — и повели. А через некоторое время оттуда, куда вели, прискакал один, выбросив, вероятно, из седла одного из неосмотрительных обринов (это были, как вспоминает теперь, преимущественно, отроки), прискакал и крикнул с крутопади, что поднималась над оврагом:

— Не верьте аварам! Они не до города Сингидуна ведут нас. Выводят в поле и вырезают всех!

Произнес одним духом и исчез, наверное, заметил: его заметила охрана, спешит, чтобы схватить или убить. А все, кто услышал, не знали, как им быть. Верить не хотелось, однако и не верить не могли. Не такой он испуганный и встревоженный был, то, что объявился и крикнул: «Не верьте аварам!» Да, не так встревожен, чтобы не верить ему. Да и кому это надо было так подло шутить и с кем?

— Друзья! Это похоже на правду! Не пойдем больше из оврага, когда придут и будут брать!

— Возможно ли такое? Или они, авары, не люди?

— Да ведь нет! Варвары они!

Многолюдье человеческое не просто шумело уже — бурлило. Сначала собирались и совещались небольшими кучками-общинами, вероятно, те, что успели подружиться за время похода или плена, и, ничего не решивши своей особой группой, бросались к другой, многолюдней или мудрее.

— Не поддавайтесь, когда придут и будут брать! — кричали громкие. — Сидеть в лагере вместе и держаться вместе!

— А что высидим?

— Да, так, что высидим? Да и позволят ли сидеть? Будут приходить, и будут брать силой.

— Должны послать своих нарочитых в кагану. И немедленно! Пойдемте к охране и скажем: пока не вернутся наши нарочитые от кагана, никуда не пойдем!

— А если не послушаются?

Это подал голос он, Светозар. Потому что видел, был уверен: и одни, и вторые только хватаются за спасительную мысль, а советуют не то, что поможет.

— Стихли на мгновение, однако, только на мгновение.

— А если не послушаются, броситься и сокрушить!

— Это уже дело. Я тоже так думаю: если авары действительно намерились вырезать нас, другого выхода нет и быть не может. Мы без оружия, это правда. Но нас вон, какая сила. Если возьмем в руки дубинки и будем мудрее стражи, преодолеем ее, ей-богу. Поляжет нас немало, это тоже правда, но не все.

— Дело говоришь, эскулап.

— Да, мы тоже присоединимся! Идем толпой на охрану. Она не такая уж многочисленная. Пусть ляжет тысячу нас, зато все остальные разбегутся по окружным оврагам, по дунайским зарослям — и пусть ищут ветра в поле.

Собранное до сих пор многолюдье забурлило, бросилось к запасам для костров хвороста, каждый выбирал себе удобную если не для нападения, то для обороны дубинку. Авары заметили это и догадались, видно, к чему идет: спешно сели на коней, приготовили оружие и встали рядом.