– Теперь он заснет. Я сделал ему укол. Через неделю будет как новенький.

Семас поднял веки.

– Вы уезжаете, полковник?

– Возвращаюсь в Лондон. У меня там есть кое-какие дела. А ведь я так и не знаю твоей фамилии.

Паренек слабо улыбнулся.

– Киган.

Морган написал на рецептурном бланке номер своего лондонского телефона.

– Если я тебе когда-нибудь понадоблюсь, позвони.

И направился к двери.

– Почему, полковник? Почему они так поступили?

– Насколько я понял, Талли предложил какую-то операцию, а Лиам ее не одобрил. Он собирался поставить в известность Совет Армии. Полагаю, таким образом Талли решил остановить его.

– Я разберусь с ним, – пробормотал Семас и закрыл глаза.

Из первого же телефона-автомата Морган позвонил в штаб армейской разведки в Лисбурне и, стараясь говорить с ольстерским акцентом, сообщил предполагаемое местонахождение Бернарда Талли и „Сыновей Эрина", хотя допускал, что скорее всего они давно убрались с фермы.

Затем он сел в поезд, идущий из Баллимены в Белфаст, и с вокзала сразу же направился в „Европу". Выписавшись из гостиницы, он в три часа уже сидел в аэропорту в ожидании рейса на Лондон.

Пролетая над Швецией по пути в Хельсинки, Джон Микали старательно изучал папку с информацией об Азе Моргане. Сотрудник ГРУ из советского посольства в Лондоне хорошо поработал. Он собрал не только мельчайшие подробности армейской карьеры Моргана, но и максимально полную информацию о его контактах, включая фотографии. В папке нашлось место и для Фергюсона как главы Четвертой группы по борьбе с терроризмом, а также Бейкеру, хотя Микали уже знал о существовании йоркширца. Девиль располагал списком сотрудников спецслужбы, поэтому Микали провел много часов, запоминая их лица. То же самое он проделал в отношении их коллег из Парижа, Берлина и других крупнейших городов, которые регулярно навещал.

Микали еще раз внимательно посмотрел на фотографию Моргана и в задумчивости откинулся на спинку кресла.

Не то чтобы он испытывал беспокойство. Морган никак не мог на него выйти. В его распоряжении не было ни одной улики, ни единой, даже крошечной зацепки. Все следы заметались самым тщательным образом.

Светловолосая стюардесса, симпатичная девушка с отличной фигурой, которой очень шла голубая униформа британской авиакомпании, склонилась над ним.

– Вы выступаете в Хельсинки с концертом, мистер Микали?

– Да. Завтра вечером. Первый концерт Брамса в сопровождении Государственного оркестра Финляндии.

– Если мне удастся достать билет, я с удовольствием приду, – проворковала стюардесса. – Мы задержимся в городе на два дня.

Да, она действительно очень мила. Джон лениво улыбнулся.

– Скажите, где вы остановитесь, и я пришлю вам билет. А после концерта состоится вечеринка, если, разумеется, у вас нет более интересных планов.

Лицо стюардессы порозовело, грудь под блузкой из тонкого белого нейлона напряглась.

– Какое чудесное предложение! Вам ничего сейчас не нужно?

– Пожалуй, я бы не отказался от бутылки шампанского.

Микали безучастно глядел в иллюминатор, чувствуя гнет накопившейся усталости. Если говорить правду, он вовсе не в настроении давать завтрашний концерт. Что ему нужно, так это хорошенько отдохнуть. Нет смысла возвращаться в Лондон. После выступления он полетит прямо в Афины. Даже если нет прямого рейса и придется делать пересадку в Париже или Мюнхене. Он окажется в Афинах еще до вечера. И сразу же – на Гидру.

При мысли о доме он испытал прилив бодрости, а когда стюардесса принесла шампанское, настроение и вовсе улучшилось. Медленно попивая холодное вино, Джон Микали непроизвольно открыл папку и вновь углубился в изучение материалов о Моргане.

Харви Джаго внимательно оглядел свое отражение в зеркале ванной. В красном бархатном пиджаке, с белым шелковым галстуком и тщательно расчесанными светлыми волосами он смотрелся весьма представительно. Ему удалось сохранить форму боксера-полутяжа, в любой момент готового провести пятнадцать хороших раундов, которым он, собственно, и был в прошлом, о чем свидетельствовал перебитый нос и сеточка мелких шрамов вокруг глаз. Он мог бы избавиться от них, но женщинам так нравилось больше. Харви производил впечатление грубоватого добряка с глазами настоящего мужчины – жестокого, твердого и безжалостного.

Сегодня он пребывал не в самом лучшем расположении духа, поскольку накануне вечером одно из его многочисленных предприятий – дом в Белгрейвии, где молодые дамы удовлетворяли прихоти высокопрестижной клиентуры, – подверглось налету полиции.

Беспокоило не то, что два члена палаты лордов и три парламентария попали в неловкое положение, очутившись на непродолжительный срок в руках полиции, – это касалось лишь их самих. И даже не финансовые потери, выразившиеся в откупных за девочек и в неполученной прибыли. Сам он, разумеется, остался в стороне. Официально заведение принадлежало другому лицу. Для того он и содержал целую ораву подставных фигур. Нет, расстроило Харви совсем иное – то, что ни один из полицейских, которым он еженедельно выкладывал кругленькие суммы за то, чтобы предприятия Джаго никто не трогал, не удосужился его предупредить. Что ж, кому-то вчерашняя история будет стоить головы. Он перешел в гостиную и остановился у окна своей роскошной квартиры.