— Нет, мадам, я никогда не выезжала из Парижа.

— Сказать по правде, мадемуазель, вы так похожи на одну очаровательную молодую особу, которую я знавала в Нанте, что любой бы мог ошибиться и принять вас за нее. Кстати, вы не должны обижаться, ибо подобное сходство нисколько не умаляет вашей чести, ибо та особа, о которой я только что упомянула, слывет одной из самых красивых, милых и любезных девушек в своем кругу.

— Вы слишком любезны, сударыня, и слишком снисходительны ко мне, ведь я-то знаю, что меня вряд ли можно назвать красивой и милой, но вы говорите так потому, что добры. Благодарю вас за вашу доброту, но какое имеет для меня значение, красива я или нет?

Когда я почти прошептала последние слова, у меня из груди вырвался тяжкий вздох и я не смогла помешать слезинкам сбежать по моим розовым щечкам.

— Дорогое, милое дитя, вы плачете? — воскликнула моя новая знакомая, заглядывая мне с неподдельным участием в глаза и ласково пожимая руку. — В чем причина вашей печали? Что вас так огорчило? Уж не случилось ли с вами какого несчастья? Говорите же, моя милая пташка, говорите, не бойтесь раскрыть передо мной все тайны вашего сердечка! Вы можете полностью полагаться на любовь и нежность по отношению к вам, ибо эти чувства уже угнездились в моем сердце, и можете быть совершенно уверены в том, что я готова оказать вам всяческое содействие и сделать для вас все, что будет в моих силах и моей власти. Идемте же, ангел мой, идемте же вон туда, в тот конец террасы, мы с вами славно закусим в кафе у госпожи Лакруа. Вам непременно надобно подкрепиться. И там-то вы мне и поведаете о причинах вашей печали, возможно, я смогу быть вам гораздо более полезной, чем вы смеете надеяться.

Разумеется, я не заставила себя упрашивать, тем паче что, признаться, была очень голодна, ведь у меня со вчерашнего вечера во рту не было ни крошки. Я последовала за любезной дамой, нисколько не сомневаясь в том, что ко мне послал ее сам Господь, дабы она помогла мне своими мудрыми советами и избавила бы от горькой участи остаться под открытым небом и от опасности скатиться на самое дно. Усладив свой желудок двумя чашками кофе с молоком и двумя горячими, мягчайшими булочками, я принялась рассказывать моей спасительнице о своей судьбе, простодушно не утаив ни своего низкого происхождения, ни своего ремесла, однако, повествуя с невинным видом о тяготах моей жизни, не была до конца откровенна. Я сочла, что с моей стороны будет гораздо более благоразумно обвинить во всех несчастьях мою мать, чем признаваться в собственных ошибках и каяться в грехах. Я описала мою родительницу в самых черных красках, представила ее в самом невыгодном свете, в каком только исхитрилась, а все для того, чтобы оправдать в глазах возможной и вероятной благодетельницы мое решение уйти из дому.

— Пресвятая Дева Мария! — воскликнула сия милосердная и великодушная особа, выслушав мой жалостный рассказ. — Чтобы такое милое, такое очаровательное дитя проживало в столь отвратительных условиях, влачило столь жалкое существование и общалось с людьми столь низкими! Да это просто преступление! Подвергать несчастную юную девицу таким унижениям! Заставлять ее сидеть согнувшись в три погибели в гадкой бочке, в жару и в стужу, в дождь и снег, и чинить вонючие ботинки и штаны всяким бродягам, нищим, пьяницам, если не хуже! О нет, моя маленькая принцесса, вы не были созданы для занятий подобным ремеслом! Вы созданы для совсем иной участи! Бесполезно скрывать от вас то, что вы все равно либо сами поймете, либо узнаете от других: когда девушка так хороша собой, как хороши вы, она может добиться очень и очень многого, вернее, нет ничего такого, о чем она не смела бы мечтать. И я готова поклясться, что в скором времени, если бы вы позволили мне руководить вами и кое-чему обучить, вы могли бы…

— Ах, добрейшая, великодушнейшая госпожа, — закричала я, — скажите же мне, умоляю вас, что я должна сделать? Помогите мне советом! Я полагаюсь на вашу мудрость и отдаюсь вам всецело!

— Вот и прекрасно, — улыбнулась она. — Вы будете жить у меня. Я держу маленький пансион, у меня уже есть четыре пансионерки, вы станете пятой.

— Премного вам благодарна, сударыня, но разве вы забыли, — поспешно вставила я, — что в том несчастном положении, в коем я оказалась не по своей вине, я лишена возможности уплатить вам хотя бы су за пребывание в вашем пансионе? Ведь у меня нет ничего!

— Пусть это вас не тревожит, милое дитя, — ответила она. — Все, чего я сейчас прошу от вас, это всего-навсего быть послушной и позволить руководить вами. К тому же я обучу вас одному несложному ремеслу, коим мы занимаемся, и вы, войдя в курс дела, станете принимать участие в нашей скромной коммерции. Я смею тешить себя надеждой, если так будет угодно Господу, еще до конца этого месяца вы достигнете таких успехов, что не только доставите мне большое удовольствие, но и будете в состоянии сполна заплатить за кров и стол, а к тому же и отложить кое-что на будущее.

Мои восторги и моя признательность были безмерны. Мне хотелось броситься перед моей благодетельницей на колени, чтобы облобызать ее ноги. Остановило меня лишь то, что мы находились в публичном месте. Можете себе представить, как я жаждала поскорее быть допущенной в это избранное общество, как пылко заверяла свою покровительницу в том, что сделаю все возможное и невозможное, чтобы оправдать ее доверие и надежды! Мне не терпелось поскорее попасть в мое новое жилище, в сей приют блаженства, и благодаря моей счастливой путеводной звезде моему терпению не пришлось долго подвергаться пытке томительного ожидания.

В полдень мы покинули Тюильри. Весьма почтенного вида кучер любезно подсадил нас в свой фиакр, и скромные и смирные лошадки неспешной рысью повлекли экипаж по бульварам и доставили к одиноко стоявшему дому, что располагался как раз в том месте, где начинается улица Монмартр.

Дом, куда привезла меня моя благодетельница, представлял собой благородных пропорций особняк, стоявший не на улице, в глубине двора за чугунной оградой, а позади него виднелся тенистый сад, и выглядел он столь приятно и столь располагающе, что я, представив себе, сколь приятные особы должны обитать в таком раю, в глубине души горячо возблагодарила судьбу за то, что была разбужена утром столь неприличным, столь возмутительным образом, ибо именно благодаря этому обстоятельству я сделала решительный шаг, приведший меня в Тюильри и обеспечивший мне счастье встречи с моей благодетельницей.