Временами Кан видел сквозь пелену дыма, как, махая опаленными крыльями, какой-нибудь монстр пытается взлететь. Тогда он спокойно прицеливался и стрелял. Кану показалось, что губы исчезавшей в пламени головы Гору внезапно раздвинулись в улыбке, и человеческий смех прозвучал в шуме пламени — но огонь и дым иногда выделывают удивительные штуки…

С дымящимся пистолетом в одной руке и тростью ю-ю в другой, Кан стоял над тлеющими головнями, навсегда скрывшими от людских глаз страшных полулюдей-чудовищ. Некогда герой забытого эпоса прогнал их из Европы, а теперь Кан стоял неподвижно, словно памятник своему триумфу. Рушатся древние империи, умирают чернокожие люди, гибнут даже демоны прошлого, и надо всем возвышается потомок героев, наисильнейший воитель всех времен — неважно, ходит он в волчьей шкуре и рогатом шлеме или одет в ботфорты и камзол, древний боевой топор держит в руке или рапиру, дориец он, сакс или англичанин, зовут его Язон, Хенгист * или Соломон Кан.

Он стоял, и клубы дыма возносились к утреннему небу. На плоскогорье рычали вышедшие поохотиться львы. Медленно, словно солнечный свет, пробивавшийся сквозь туман, к человеку возвращался рассудок.

— Свет божьих лампад достигает и мрачных, забытых всеми мест, — угрюмо сказал Кан. — Зло царит в уединенных местах, но оно не бессмертно. За ночью приходит свет, и исчезает мрак даже здесь, в глухом углу. Удивительны твои предначертания, бог моего народа, но кто я такой, чтобы усомниться в твоей мудрости? Мои ноги несли меня в страну зла, но ты не позволил причинить мне вреда и сделал меня бичом, карающим зло. Над людскими душами еще распростерты широкие крылья страшных чудовищ, и много видов зла целят в сердце, ум и тело людское. Но когда-нибудь, я надеюсь, тени растают, и Князь Тьмы будет навсегда посажен на цепь в безднах ада. А пока этого не произошло, люди лишь в собственном сердце должны видеть опору в борьбе с чудовищами, чтобы наконец с твоей помощью восторжествовать над ними.

Соломон Кан посмотрел в сторону немых гор и ощутил беззвучный зов, летящий из-за них, от неопознанных дорог. Кан оправил пояс, сжал трость и обратил лицо к востоку.

Яр Али приник к отблескивающему голубым стволу своего лиэнфильда. Воззвал к Аллаху и дослал пулю прямо в голову налетающего всадника.

— Алла акбар! — радостно вскрикнул рослый афганец, размахивая карабином. — Аллах велик! Сахиб, еще одного пса мы отправили в пекло!

Его товарищ осторожно выглянул из-за вала, который они недавно сами насыпали из песка. Это был худой, жилистый американец по имени Стив Кларни.

— Неплохо, старина, — сказал он. — Их осталось еще четверо. Смотри, они колеблются…

Казалось, всадники в белых накидках и в самом деле намериваются повернуть назад. За пределом досягаемости винтовок они съехались, словно бы на совет. Когда они впервые напали на двух друзей, их было семь. Но друзья стреляли метко.

— Сахиб, они бросают убитых!

Яр Али выпрямился во весь рост, осыпая оскорблениями отъезжающих всадников. Один обернулся и выстрелил. Пуля взметнула песок футах в тридцати от насыпи.

— Стрелять вовсе не умеют, дети собаки, — сказал довольный собой Яр Али. — Во имя Аллаха, ты видел, как тот бродяга кувыркнулся с седла, когда я угостил его свинцом? Сахиб, кинемся в погоню и доведем дело до конца!

Стив игнорировал это шальное предложение. Знал, что это всего лишь красивый жест, каких требовала буйная натура его друга. Он встал, отряхнул песок и посмотрел вслед всадникам, превратившимся уже в белые точки на горизонте.

— Эти парни скачут, словно стремятся к определенной цели, — сказал он задумчиво. — Не похоже, чтобы они бежали в страхе.

— Ну конечно, — ответил Яр Али. Он мгновенно перешел от жажды крови к рассудочному спокойствию и не видел в том ничего удивительного.
– Они скачут собрать побольше воинов. Это ястребы, добычу они бросают неохотно. Лучше бы нам побыстрее отсюда убраться, сахиб. Они вернутся. Может, через несколько часов, может, через несколько дней — смотря, как далеко отсюда их селение. Они обязательно вернутся. У нас есть карабины и жизнь — они жаждут того и другого.

Афганец щелкнул затвором, выбросил стрелянную гильзу и вложил в магазин единственный патрон.

— У меня это последний, сахиб.

— У меня еще три, — сказал Стив.

Убитые ими нападавшие были ограблены своими же товарищами. Не было смысла обыскивать их. Стив встряхнул фляжку — почти пуста. Хоть выросший в суровых краях Яр Али и пил меньше американца, воды у него осталось не больше. Впрочем, и американец по нормам белых людей был чересчур жилист, и худ, словно волк. Стив открутил крышечку и отпил небольшой глоток. Он вновь перебрал в памяти все, что привело их сюда.

Эти двое бродяг, рыцари удачи, повстречались случайно, почувствовали взаимную симпатию и, уже не разлучаясь, странствовали по Индии, Туркестану и Персии — странная, но спевшаяся парочка. Их гнала вперед неутолимая жажда странствий. Их целью — которой они поклялись достичь и даже сами временами в это верили — было добыть некие неоткрытые еще предшественниками золото и самоцветы, укрытые у подножия не родившейся еще радуги.

В древнем Ширазе они впервые услышали о пламени Ашшурбанипала — из уст старого купца-перса, который сам не больно-то верил своему рассказу. Он повторил им историю, которую слышал в безвозвратно ушедшей юности от метавшегося в жару человека