Шрифт:
— У инкассатора большая сумма взята?
— Очень.
— Вы верите, что убийца, имея крупные деньги, стал бы связываться с продажей оружия?
— Нет.
— И я — нет. Скорее всего, поберег бы для новых подвигов, — сказал следователь. — Значит, Кортунов-младший так или иначе знает об оружии.
— Не подводите ли вы, Дмитрий Степанович, к тому, что нужно допросить Кортунова?
— По крайней мере, не исключаю этого, — ответил Тиунов.
— Не исключаете? — Тень неудовольствия пробежала по лицу Пушных.
— Нет, не исключаю, — твердо повторил следователь.
— Хорошо, Дмитрий Степанович. — Полковник не счел нужным продолжать. — Дело пока в уголовном розыске. Я переговорю с вашим начальником и с генералом Ломакиным.
Тиунов поднялся, простился кивком головы и вышел.
— Ситуация… — Полковник вынул из стаканчика красный карандаш с отломившимся графитным стержнем. Не найдя бритвенного лезвия, поставил карандаш на место. — Хромов что сообщает?
— Шофера в Большом Тотоше нашел. Твердохлебов — его фамилия. Помнит он ту поездку. Рассказывает, просто решил городских командированных поразить обилием ягод в тайге, сам позвал.
— Значит, Бороносин в том случае отпадает.
— Отпадает. Никакой экспедиции в прошлом-позапрошлом году в районе не было. В последний раз пять лет назад мелиораторы приезжали. Бороносин к мелиораторам касательства не имел.
— Очередная его северная фантазия?
— Возможно. И еще. У Ионы Парамоновича Корзилова есть несколько слайдов. Снимки с наиболее ценных икон. Старушки втихую все-таки подлечиваются у фельдшера, хотя сами — каждая лекарка. Не посмели отказать ему в просьбе пофотографировать. Тоже глубокая тайна, разумеется.
— А фельдшеру зачем фотографирование?
— Ведет среди них агитацию не уничтожать ни при каких обстоятельствах произведения искусства. Ведь староверы, почуяв близкую смерть, зарывают в землю образа. Или по воде пускают. Киприяновы иконы, не будь Варвары и Агриппины, ждала такая же участь.
— Фельдшер передал слайды Володе?
— Четырнадцать штук, с указанием размеров. На время.
— Сфотографированные иконы все исчезли?
— Нет. Две остались — бывшие Киприяновы, к новым владелицам грабители не заходили. Три — из скита старухи Великониды. Это в другом поселении, на востоке района. Туда просто еще не дотянулись.
— Что ж, Иона Парамонович, возможно, облегчит нам работу. И таможенникам тоже. Теперь нужна подробная информация о Кортунове.
— Я составлю текст запроса, — сказал Шатохин.
— Не надо. Письменный — долго. Торопят. Из-за автомата. Главное сейчас — он. Суббота, иди отдыхать. В понедельник в восемь ноль-ноль жду вместе с Хромовым. И со слайдами. Хромов вылетел?
— В семнадцать нынче должен быть.
— Хорошо. До понедельника.
В понедельник из кабинета полковника сразу отправились к заместителю начальника крайуправления Зайченко. По пути зашли в отдел к экспертам-криминалистам отдать слайды.
— По три экземпляра с каждого, пожалуйста, — попросил Пушных у молодого, неторопливого в движениях старшего лейтенанта, прекрасного фотографа Саши Белецкого.
— Когда нужно?
— Полчаса достаточно?
— Четырнадцать умножить на три. Сорок два снимка. Цветных. На все тридцать минут, — подсчитал Белецкий. Помолчал и кивнул:
— Постараюсь.
— Можно сначала по одному экземпляру. Не сверхспешно, — сказал полковник.
— Да нет. Сразу уж все сделаю, — не принял временной добавки Белецкий.
— Тогда еще просьба, Саша: в тридцать второй кабинет занесите.
— Хорошо.
Зайченко и Пушных были ровесники и друзья. Жизнь, судьба их складывалась почти одинаково. Оба в милицию пришли в начале пятьдесят третьего, накануне знаменитой, печально-памятной амнистии. Оба буквально через три месяца службы были ранены, у обоих теперь на плечах полковничьи погоны и приближающаяся пенсия.
Пушных докладывал старшему по должности другу стоя. Его слушали Шатохин и Хромов.
Информация о Кортунове у начальника розыска собралась немалая.
Освободился Кортунов восемь месяцев назад. Живет в Калинине. Снимает флигель у пенсионеров. Работает на полставки фотографом на обувной фабрике, имеет патент на занятие индивидуальной трудовой деятельностью. Фотографирует приезжих, туристов на фоне городских достопримечательностей. Постоянного места съемок нет. Между индивидуальщиками конкуренция. Месяца два назад фотографировал у памятника купцу Афанасию Никитину. Теперь, по сведениям, в Березовой роще. Родители по-прежнему проживают в Вышнем Волочке, замужняя сестра — в Торжке. Относительно старшего брата. О нем Игорь Кортунов нигде, ни при каких случаях не упоминает, словно его и не было.