Пожалуй, ни в отечественной, ни в мировой литературе нет произведения, которое бы более ярко и драматично иллюстрировало этот состав, чем «Архипелаг ГУЛАГ» А.И. Солженицына, повествующий о периоде политических репрессий.

«Если бы чеховским интеллигентам, все гадавшим, что будет с Россией через двадцать — тридцать — сорок лет, ответил бы, что через сорок лет на Руси будет пыточное следствие, будут сжимать череп железным кольцом, опускать человека в ванну с кислотами, голого и привязанного пытать муравьями, клопами, загонять раскаленный на примусе шомпол в анальное отверстие («секретное тавро»), медленно раздавливать сапогом половые части, а в виде самого легкого — пытать по неделе бессонницей, жаждой и избивать в кровавое мясо, — ни одна чеховская пьеса не дошла бы до конца, все герои пошли бы в сумасшедший дом». Увы, как сказал бы А. Твардовский, «тут ни убавить, ни прибавить — так это было на земле». Вот лишь несколько эпизодов из «Архипелага».

В 1952 <…> Анне Скрипниковой, уже в ее пятую посадку, начальник следственного отдела орджоникидзевского МГБ <…> говорит: «Тюремный врач дает нам сводки, что у тебя давление 240/120. Этого мало, сволочь (ей шестой десяток лет), мы доведем тебя до трехсот сорока, чтобы ты сдохла, гадина, без всяких синяков, без побоев, без переломов. Нам только спать тебе не давать!» И если Скрипникова после ночи допроса закрывала днем глаза, врывался надзиратель и орал: «Открой глаза, а то стащу за ноги с койки, прикручу к стенке стоймя!

Сам А.И. Солженицын подразделял все незаконные методы дознания и следствия того периода на психические и физические. Среди психических можем, в частности, выделить следующие.

<…> 3. Грубая брань. Нехитрый прием, но на людей воспитанных, изнеженных, тонкого устройства может действовать отлично. Мне известны два случая со священниками, когда они уступали простой брани. У одного из них (Бутырки, 1944) следствие вела женщина. Сперва он в камере нахвалиться не мог, какая она вежливая. Но однажды пришел удрученный и долго не соглашался повторить, как изощренно она стала загибать., заложив колено за колено.

4. Удар психологическим контрастом. Внезапные переходы: целый допрос или часть его быть крайне любезным, называть по имени-отчеству, обещать все блага. Потом вдруг размахнуться пресс-папье: «У, гадина! Девять грамм в затылок!» — и, вытянув руки, как для того, чтобы вцепиться в волосы, будто ногти еще иголками кончаются, надвигаться (против женщин прием этот очень хорош).

5. Унижение предварительное. В знаменитых подвалах ростовского ГПУ <… > под толстыми стеклами уличного тротуара <…> заключенных клали на несколько часов ничком в общем коридоре на пол с запретом приподнимать голову, издавать звуки <…> Александра О-ва не давала на Лубянке нужных показаний. Ее перевели в Лефортово. Там надзирательница велела ей раздеться, якобы для процедуры, унесла одежду, а ее в боксе заперла голой. Тут пришли надзиратели мужчины, стали заглядывать в глазок, смеяться и обсуждать ее стати <…> А цель одна: создать подавленное состояние.

<…>7. Запугивание. Самый применяемый и самый разнообразный метод…[203]

Методы физические настолько изощренны и жестоки, что заставляют нас хотя бы вкратце их перечислить.

<…> 10. Звуковой способ. Посадить подследственного метров за шесть, за восемь и заставлять все громко говорить и повторять. Уже измотанному человеку это нелегко. Или сделать два рупора из картона и вместе с пришедшим товарищем следователем, подступя к арестанту вплотную, кричать ему в оба уха: «Сознавайся, гад!» Арестант оглушается, иногда теряет слух <…>

11. Щекотка <…> Привязывают или придавливают руки и ноги и щекочут в носу птичьим пером. Арестант взвивается, у него ощущение, будто сверлят в мозг.

12. Гасить папиросу о кожу подследственного <…>

16. <…> Елену Струтинскую в Новочеркасском НКВД посадили на шесть суток в коридоре на табуретку — так, чтоб она ни к чему не прислонялась, не спала, не падала и не вставала <…>

<…> 18. Заставить подследственного стоять на коленях <…> и чтоб не присаживался на пятки, а спину ровно держал. В кабинете следователя или в коридоре можно заставить так стоять 12 часов, и 24, и 48… (Здесь же А.И. Солженицын сообщает об одном следователе-«новаторе», который, поставив подследственного на колени, помочился ему в лицо, чем и добился нужных показаний. — Л.К.).

21. Бессоницей <…> Бессонница (да еще соединенная с выстойкой, жаждой, ярким светом, страхом и неизвестностью — что твои пытки?!) мутит разум, подрывает волю, человек перестает быть своим «я». <…> Человек действует наполовину бессознательно или вовсе бессознательно, так что за его показания на него уже нельзя обижаться <…> Иногда для утонченности не ставили, а сажали на мягкий диван, особенно располагающий ко сну (дежурный надзиратель сидел рядом на том же диване и пинал при каждом зажмуре). Вот как описывает пострадавший (еще перед тем отсидевший сутки в клопяном боксе) свои ощущения после этой пытки: «Озноб от большой потери крови. Пересохли оболочки глаз, будто кто-то перед самыми глазами держит раскаленное железо. Язык распух от жажды и как еж колет при малейшем шевелении. Глотательные спазмы режут горло».

23. Клопяной бокс <…> В темном дощатом шкафу разведено клопов сотни, может быть, тысячи. Пиджак или гимнастерку с сажаемого снимают, и тотчас на него, переползая со стен и падая с потолка, обрушиваются голодные клопы. Сперва он ожесточенно борется с ними, душит на себе, на стенах, задыхается от их вони, через несколько часов ослабевает и безропотно дает себя пить.

26. Голод <…>

27. Битье, не оставляющее следов. Бьют и резиной, бьют и колотушками, и мешками с песком <…>