Шрифт:
Очень ждем Вас — я и мой большой друг, который вернулся и привез и стихи, и поэмы, и переводы с греческого, и который знает Вас как поэта, и с которым — и как поэтом, и как человеком — я бы очень хотела познакомить Вас.
Л. Б.
В.Т. Шаламов — Л.М. Бродской
Туркмен, 14 марта 1956 г.
Дорогая Лидия Максимовна.
Когда Татьяне Николаевне, [116] скажем (Вы обязательно узнайте ее отчество, а то ведь я не могу так вольно обращаться с ее именем, как Вы), надо, чтоб я привез стихи Бориса Леонидовича? Мне придется их переписать — там есть вставки его рукой, пометки всякие. Я займусь этим 25 марта в Москве и, что успею переписать (если не буду в Кремле, что мне обещала Галина), завезу Вам. Позвоню предварительно. Или Маша привезет, я ее попрошу. Ничего, если будут не все сразу? Спросите.
116
Гудзь Мария Игнатьевна.
Вы изволили меня укорить за то, что якобы я с завидной свободой и легкостью распоряжаюсь временем Маши. Вольно или невольно Вы меня заподозрили в грубости, в бесцеремонности. Я же отчетливо сознаю вот что: если стихи мои Маше интересны (а не я сам и не те человеческие чувства и понятия деликатности, любезности, обязательности и т. д.), то она не должна жалеть время, приводя их в христианский вид.
Если же стихи эти ей не нужны, ничего не говорят и т. д., то и помогать в переписке их не надо. В этом случае я не рискнул бы даже подумать о том, чтобы просить ее тратить на меня время.
И хотя стихи мои безмерно ниже тех образцов, с которыми я мечтал сравниться (и с каждым днем мне это все яснее и яснее), но все-таки это — стихи.
Стихи, из которых очень немногие выглядят как стихотворения. Сборники мои — собрания, а не книги. Все это мне ясно самому до страха. Но уже сейчас я вижу, что одну книжку (из всего того, что написано) я мог бы собрать. Но это предмет особой работы и заботы, для меня не срочной, не существенной.
Дорогая Л.М., очень вас прошу — как только Вы прочтете и стихи и рассказы, напишите мне — что лучше и что — хуже. Да или нет. Никаких подробных замечаний не надо. Я ведь знаю, на чем она написаны.
Сердечный привет
В.
Пишите мне. На почте в Решетникове я еще не был.
Л.М. Бродская В.Т. Шаламову
Боже мой, как я зла на Вас, Варлам Тихонович!
Как же Вы должны не любить меня и не понимать, если Вы могли подумать, что я «исправляю» Ваши стихи! Вы могли меня обвинить в небрежности, в невнимании, в рассеянности — и все это было бы вполне справедливо, и мне оставалось бы только смиренно просить у Вас извинения. Но в «исправлении»!.. Именно это мне всегда мешает — у меня нет критики, т. к. во всяком произведении я всегда вижу «святую волю художника» — и это по отношению к тем, кого я не знаю. Насколько же это сильнее по отношению к художнику, которого знаешь, чьи пути известны и дороги. Даже там, где ничего не понимаешь (Пикассо, Хлебников…), и там говоришь — такова святая воля мастера (конечно, если веришь в искренность).
Были ли Вы на английской выставке? Если нет — пойдите обязательно.
Л. Б.
Стихи не посылаю, чтобы не измять, складывая.
Л.
1954 — 1956
Переписка с Кастальской Н.А
Н.А. Кастальская [117] — В.Т. Шаламову
4/IX-55
Дорогой Варлам,
в быту трудно толковать, на бумаге, выходит, легче.
Потребность остается. Друзья-мужчины — перемерли. Манечка [118] выслушивает, ничего не говорит и забавно переходит на чехословацкую выставку. Не жалуюсь, все-таки выслушивает.
117
Кастальская Наталья Александровна—дочь композитора Александра Дмитриевича Кастальского. Именно в ее комнате при консерватории В.Шаламов ночевал, вернувшись с Колымы. Г.И. Гудзь боялась привести его, нарушителя паспортного режима, в свою квартиру, где жил ее брат Борис Игнатьевич Гудзь, работник органов (он жив и в 2002 г., ему исполнилось 100 лет).
118
Гудзь Мария Игнатьевна
Так вот, если разок испытать ширину дыхания (историческую), то все, что относится к человеческой мысли (я не говорю уж философии), волнует по существу. Мне показалось, что индийский автор [119] необыкновенно совмещает в себе современного человека, в широком значении, и национального мыслителя, интуитивно ощущающего свою нацию и будущее. Не шутка — задать вопрос, почему за 4, 5 тысяч лет не уничтожилась нация и что ее сохранило? Вот тут-то и пойдет: 18, 19 вв. (с начинкой) и 20-й!! (Европа!) На наших глазах (стариков) совершается чудо: все меняется неузнаваемо — но… заметно.
119
Индийский автор — Ганди Моханас Карамчанд (1869–1948) — идеолог и лидер национального освободительного движения. Его учение «гандизм» включало идеологизацию старины, религиозного чувства с социально-политическими и философскими аспектами
Если мы можем сравнивать с прошлым, то, естественно, мы воображаем и будущее: по аналогии. Беспредметно мечтать мы уже не можем. Жизнь отрезвляет, даже отрезвила.
Все же любовь к тому чудесному у нас, что плодоносило в искусстве, — осталась. Для меня история — в лучшем ее смысле — звучит в искусстве.
Если иногда видишь старичка «классического» или старушку, это тоже почти искусство (пусть это сантимент, я не стыжусь) — это история.
Мне кажется, что испытывать нежность можно и к другому народу, если ты что-то ухватишь в его «душе», и удивительно расширяется мир!! Везде оказывались близкие люди — вот что замечательно.
Вот и Тютчев — индиец!
Вообще, в смысле прошлого, чем дальше, тем ближе. Я уже сколько раз это ощущала.
В нашем «времени» не хватает «потенции» — духовной, конечно. Она должна прийти — но откуда? Думаю, общение с другими народами — вещь громадная. Но до этого пока, по-настоящему, далеко.
Обычно мы, соприкасаясь с инолитературой, например Лу-Синь, [120] подводим к какой-либо эпохе (ведь это чудесный, замечательный Чехов), но Индию — не подтянешь!? Клюев. [121] Евразия — предощущение таланта (чудесника, колдуна) — не зря.
120
Лу-Синь (настоящее имя Чжоу Шуэень) (1881–1936) — китайский писатель, основоположник современной китайской литературы.
121
Клюев Николай Алексеевич (1887–1937) — поэт крестьянской патриархальности, противостоящей индустриальному Западу.