Прошло минут десять, прежде чем Вероника успокоилась и пришла в себя.

— Извини, — сказала она сдавленным голосом. — Слишком долго объяснять…

Марина с облегчением повернулась от окна.

— Кофе хочешь? — спросила она.

— Не откажусь.

Пока Марина варила на плитке настоящий — не растворимый — кофе, Вероника прошла в ванную комнату и немного привела себя в порядок. Почему-то она даже не задавалась мыслью, кто такая эта девица, откуда она и почему сидит здесь, дожидаясь Максима. Больше всего ее беспокоило, что после всех переживаний она плохо выглядит и может не понравиться Максиму. Конечно, такие мысли стороннему человеку показались бы абсурдными, но ведь у влюбленных все по-другому.

Вероника плеснула на лицо ненавистной хлорированной водой, потом вытерла его чистым носовым платком. Достала пудру, запудрила веснушки. Кого она пыталась обмануть? Однажды Максим даже взялся считать их — эти крохотные капельки солнечного света. Он знал их все до одной и даже считал своей собственностью… Вероника тщательно расчесала волосы массажной щеткой и собрала их сзади в «хвост». Внимательно посмотрела на себя в зеркало. Нет, слишком официально, как на паспорте. И совершенно не подходит к одежде.

Вероника была одета в английское платье из белой шерсти с еле заметной серой клеткой, которое Анатолий купил ей в бутике специально для похода к психотерапевту. Вид у нее в этом платье был и без того скромный, даже несмотря на его минимальную длину. «Пожалуй, распущенные волосы подойдут сюда лучше…» — решила она. Вероника щелкнула замочком заколки — и светлая волна блестящих волос рассыпалась у нее по спине. Все. Теперь можно выходить.

Марина уже ждала ее с двумя дымящимися чашками. В комнате витал восхитительный крепкий аромат кофе.

— Ты не куришь? — спросила Веронику Марина.

— Нет, не курю.

— Извини, я не представилась — Марина. Я с журфака.

— А я — Вероника. С Сахалина.

— Ничего себе! Значит, ты Максу землячка? Вы что, вместе учились?

— Да… — неопределенно кивнула Вероника.

Только сейчас ей показалось странным, почему эта девушка так много говорит о Максиме и вообще, какое она к нему имеет отношение.

— А ты знаешь, что он почти поступил на биофак?

— Нет. Я пока еще ничего не знаю, — ответила Вероника и посмотрела на Марину в упор.

Кофе был сладким и очень крепким.

— Он поехал узнавать результат сочинения, — сообщила Марина. — И сегодня же узнает, поступил или нет.

— А когда он вообще появился в Москве? — спросила Вероника.

— Кажется, в начале августа… Ах да! Он приехал как раз, когда мы отмечали Маринин день. Здесь у нас была небольшая пьянка…

— Но ведь экзамены в университет… — начала Вероника.

— Знаю, знаю. Он привез какую-то справку, и ему разрешили. Он молодец, парень хваткий. У вас на Сахалине все такие?

— Почти. А как же иначе? Это же остров каторжников, — с самым серьезным видом ответила Вероника, однако Марина уловила скрытый в ее словах сарказм.

Кажется, дуэль началась. Вероника сделала первый выпад.

— И не просто каторжников, — Марина с достоинством приняла удар, — а тех каторжников, которые к тому же умудрились во всей этой заварухе выжить. Следовательно, это люди большого ума и крепкого здоровья… С отлично развитой половой функцией…

Удар был поистине сокрушающим. Но Вероника справилась с волной гнева, тут же прилившей к щекам, и тихо спросила:

— Ты спала с ним?

— Может, тебе предоставить полный отчет?

— Ты спала с ним? — Вероника повторила вопрос, суровым тоном дав понять, что она не отступится.

— Ну спала, — сдалась Марина. — И не вижу в этом ничего особенного. Нас просто тянуло друг к другу. В таком возрасте всем хочется трахаться.

— И то верно, — согласилась Вероника, вдруг вспомнив, что еще недавно сама нежилась в запретных объятиях Анатолия. Более того, она даже страдала из-за того, что случился этот гадкий скандал с его женой… Тосковала по нему, плакала от обиды…

Теперь, когда она узнала, что Максим жив, Анатолий исчез из ее памяти, как будто его там никогда и не было. Быстро стерлись картины их короткого счастья в живописном особняке, уступив место воспоминаниям о том неповторимом чувстве, которое охватывало Веронику, стоило ей только подумать о Максиме. Даже поцелуи с ним были окрашены этим ощущением — бьющей откуда-то изнутри нежностью, робкой и трепетной дрожью… Нет, никакой оргазм, никакая физиология не сравнится с этим чувством — долгим, безоглядным и чистым…