Поскольку Грибин настаивал, чтобы все важные телеграммы направлялись не только в сектор КР, но и лично ему, я на одной из двух копий поставил его кодовое имя — Северов — и на следующий день получил положительный ответ: «Продолжайте проводить с ней беседы и готовьте к отправке». При Черненко, немощном, тяжелобольном человеке, советское руководство, придерживаясь в своей политике реакционной линии, все сильнее скатывалось к сталинизму и посему горячо приветствовало идею Светланы воссоединиться с «правоверными»: возвращение блудной дочери должно было продемонстрировать всему миру, пусть и незначительную, но все же вполне определенную идеологическую победу Советского Союза над Западом.

Мы разработали до удивления простой план вывоза Светланы из Англии, а заодно и посоветовали ей, как продать свой дом, как распорядиться деньгами и как все устроить таким образом, чтобы в случае, если ей понадобятся ее сбережения, она смогла бы получить их потом в одном из московских банков. В последующие две недели она приходила в посольство еще четыре раза и всякий раз часами беседовала с Токарем за чашкой чая и небольшими бокалами с бренди. Конечно, я сообщил английской спецслужбе, что происходит, но там не видели никакого смысла удерживать Светлану против ее воли и лишь пожелали ей доброго пути.

Отъезд Светланы прошел без каких-либо осложнений. Поскольку официально она числилась миссис Питерс, гражданкой Америки, мы просто купили ей авиабилет до Софии, вот и все. Хотя наша суета вокруг Светланы являлась по сути лишь детской забавой в сравнении с тем, чем мы занимались обычно, тем не менее мое участие во всем этом деле значительно возвысило меня в глазах моего московского начальства, а в ноябре из Центра пришла телеграмма, в которой нам с Токарем объявлялась благодарность.

Пока мы вели переговоры с Центром относительно Светланы, в политической жизни Англии произошло драматическое событие: в «Гранд-отеле» в Брайтоне, во время проходившего там съезда Консервативной партии, взорвалась бомба, заложенная Ирландской освободительной армией. Утром 12 октября информационные радио и телепрограммы только и говорили об этой варварской террористической акции, в результате которой несколько человек погибло. Миссис Тэтчер, как стало известно, лишь чудом удалось уцелеть. Миллионы телезрителей видели кадры, запечатлевшие Нормана Теббита, ее министра по делам торговли и промышленности, в тот самый момент, когда его в крайне тяжелом состоянии извлекали из-под обломков обрушившегося здания пожарные.

Услышав о трагедии, я, естественно, первым делом подумал о том, что в связи с этим предпримет КГБ. Что же касается нас, сотрудников лондонского отделения, то я полагал, что это не имеет к нам ровно никакого отношения. Сообщения о смертоносной бомбе подробно комментировались всеми международными агентствами, и здесь, казалось, мы мало что могли добавить. Кроме того, меня, как ответственного за работу нашего подразделения КГБ, утешало то, что участок, которым я руковожу, функционирует отлично, в обычном своем режиме, и мне лишь остается радоваться тому, что это я управляю всем этим. Лица, ответственные за техническое обеспечение нашей работы или за сбор материалов о ресторанах и о свободных от внешнего наблюдения маршрутах, водитель оперативной машины — все они эффективно трудились, оперативники, составлявшие основной костяк нашего отделения, демонстрировали исключительную дисциплинированность. И я, предаваясь подобным размышлениям, принялся с утра за чтение поступивших из Центра телеграмм и составление ответа на них, если это требовалось. Послеполуденное время также прошло безмятежно, без всяких происшествий, и в шесть вечера я возблагодарил судьбу за то, что она подарила мне такой приятный день. Теперь я свободен, надо мной нет никакого начальника, который мог бы задержать меня. Мне никто не помешает отправиться спокойно домой и насладиться жизнью — поиграть с дочерьми, прокатиться в автомобиле, выпить пива в каком-нибудь ресторанчике. В таком вот радужном настроении я запер свой кабинет, спустился вниз по лестнице, вышел из ворот и подошел к своей машине. И только тут меня словно громом поразило.

Что я, черт возьми, делаю? Собираюсь поехать как ни в чем не бывало домой, не удосужившись отправить в Центр хотя бы одну строчку о самом важном событии дня? А между тем для него данное происшествие представляет исключительно большой интерес, поскольку великое множество сотрудников КГБ, работающих на территории Советского Союза, непосредственно сталкиваются с проблемами обеспечения государственной безопасности, подготовкой и проведением антитеррористических операций. Осуществлена крупнейшая террористическая акция против правительства Англии, а из лондонского отделения КГБ — ни единого слова! Неужели исполняющему обязанности резидента нечего сказать по этому поводу? Нет, это недопустимо, необходимо тотчас же все исправить.

Я быстренько взбежал вверх по лестнице, крикнув на бегу шифровальщику, чтобы он не уходил, и стал составлять короткую телеграмму, в которой не преминул посыпать соль на раны Центра, указав, что данная акция будет иметь самые благоприятные для Консервативной партии последствия. Последняя операция террористов, вызвав гнев у всех нормальных граждан Англии, ослабит поддержку ирландских националистов и умножит число сторонников нынешнего правительства как из-за естественного в подобных случаях сочувствия к пострадавшим, так и из-за восхищения миссис Тэтчер, проявившей в трагической ситуации исключительную отвагу, выдержку и решительность. Немалую роль сыграет в этом и сила духа, продемонстрированная ранеными, и в частности мистером Теббитом.

На подготовку текста короткой этой телеграммы у меня ушло три четверти часа, и, работая над ним, я испытывал истинную радость от сознания того, что теперь Центр получит предельно точное описание реакции английской общественности на преступную акцию террористов. Покончив с этим, я вновь закрыл кабинет и отправился домой.

Все это произошло незадолго до того, как мы получили первые официальные сообщения о многообещающей фигуре, только что взошедшей на советский Олимп и успевшей уже сейчас занять видное место в советской иерархической структуре. Когда-то Горбачев ведал вопросами, связанными с сельским хозяйством, но в мае, когда у власти находился больной Черненко, его назначили секретарем по идеологии. Это была важная ступень для дальнейшего продвижения, на которую особенно важно подняться тому, кто стремится занять в конечном итоге пост Генерального секретаря. Ранее такой же точно путь прошел Андропов, и теперь невольно создавалось впечатление, что этому новому для нас человеку осталось сделать всего лишь несколько коротких шагов.

В Англию он прибыл в качестве главы делегации Верховного Совета СССР — жалкого органа, именовавшего себя парламентом, не будучи в действительности таковым, поскольку депутаты никогда фактически не избирались, а заранее назначались сверху. Но какова все же была цель этого визита? Приезд Горбачева в Туманный Альбион рассматривался наверху как его первая важная зарубежная миссия, и шедший к нам поток телеграмм из Центра давал основание полагать, что, как и говорил мне Грибин по секрету, КГБ проявляет особую заинтересованность в том, чтобы этот вояж оказался успешным. Один запрос следовал за другим. От нас требовали информацию по самым различным вопросам, включая и такие, как отношение Англии к контролю за вооружениями, военная роль Англии в НАТО, экономический и технологический потенциал Англии, роль Англии в Европейском экономическом сообществе, ее связи с Соединенными Штатами, Китаем и странами Восточной Европы. Центр, само собой разумеется, и так уже имел уйму материалов по всем этим вопросам, но тем не менее, как мы понимали, нуждался в новых данных и в новых идеях. Не оставили в покое и посольство: его также бомбардировали такими же точно запросами, но уже со стороны Министерства иностранных дел. Поскольку обе эти организации — КГБ и МИД — действовали параллельно, между ними неизбежно возникало некое подобие конкуренции.