Я сходил за милиционерами, сказал, что кто-то ходит на втором этаже, где пусто и никого нет. Они пришли с собакой-овчаркой. Мы открыли дверь и стали подниматься по темной лестнице. Милиционеры освещали дорогу фонариком.

Поднялись. Наверху было пусто и тихо, только с улицы в окна чуть струился желтый свет фонарей, да доносился шепот дождя. Никого наверху не было. Пахло сухой кирпичной пылью. Мы все облазили, осмотрели до того места, где заканчивался пол. Собака тогда еще странно так заскулила и постоянно упиралась. Не найдя никого и ничего, мы спустились вниз. Списали все, как обычно, на крыс да мышей, живущих под полом. Но я-то могу отличить человеческие шаги от крысиной возни…

Шагов больше не было. Мы с Лехой сидели в уютной столовой, пили чай. Я видел, что он что-то знает (все-таки намного больше меня проработал) насчет всего этого, но говорить не хочет. Я ему невзначай так сказал, что привиделась мне чепуха какая-то, будто кто-то пробежал в коридоре. «Тут бывает такое, — сказал Леха. — Ничего особо страшного в этом нет, просто привыкни. Вот и ЭТОТ опять сегодня пришел. Давненько его не было».

«Кто — этот?» — спросил я.

Тут у моего напарника язык развязался. Видно было, что он хотел поделиться с кем-нибудь, да боялся, видать, что его могут неправильно понять. Алексей сказал, что ему тоже иногда бывает мерещатся всякие тени непонятные или силуэты в помещениях музея. Сначала опасался, а потом привык. Когда, говорит, спишь в этой самой столовой, всегда кошмары жуткие снятся. Просто место это такое особое, со своей многовековой историей. Сколько тут людей поумирало, и все они были подневольные. При царе в этих казармах были арестантские роты, ссылали сюда каторжан. Вот и шаги наверху — явление не новое, бывало такое и раньше, только уже давненько. А тут — на тебе, опять объявился ночной гость. И никакой это не бомж. Я вспомнил, как собака наверху ощетинилась и не хотела идти дальше, и мне снова стало не по себе.

Я пошел в каморку, лег, но после рассказа Алексея уснуть не мог. В сознании все мерещился тихий, осторожный скрип шагов. Я вышел из душной темной будки на свежий воздух. Дождь почти кончился, шла мелкая морось. Фонари отражались в лужах на асфальте. Я пошел на обход территории. Полуразрушенные казармы, которым еще предстояла долгая реставрация, зияли распахнутыми пастями дверей и пустыми окнами. В некоторых казармах дверей просто не было, дверные проемы были забраны стальными ржавыми решетками с амбарными замками, а внутри сгустилась темнота. Днем я заглядывал внутрь. Там валялся всякий хлам: обрывки картона, какое-то тряпье, битое стекло и кирпичи. Но теперь я боялся даже смотреть в сторону этих дверей. Мне чудилось, что там, в глубине, живут такие же «обитатели», как и у нас на втором этаже, и они наблюдают за мной. Похоже, я переволновался тогда — необъяснимый, иррациональный страх накатывал на меня волнами, по спине туда-сюда носились толпы мурашек.

Проходя под окнами, я затылком ощущал тот самый тяжелый взгляд, как будто из окна за мной наблюдали. Одно радовало — что здесь неподалеку в трех шагах от меня сидят, курят, матерятся, режутся в карты живые милиционеры, а не какие-то каторжане, умершие 150 лет назад…

Вчера мой отец случайно встретил старого приятеля. Они вместе учились в одном институте и папа подумал, что было бы неплохо пригласить его в гости с семьей. Сегодня мы все с самого утра ждали прибытия гостей. Я испытывал некий дискомфорт от одной мысли, что придется с кем-то знакомится, общаться. Отец сказал, что у Петровича — так он называл своего приятеля — есть семнадцатилетняя дочь, всего на год младше меня.

Наконец, ближе к шести вечера, раздался звонок в дверь. По виду они оказались весьма приличными людьми. А она… Она была бесподобна! Золотистые распущенные волнистые волосы, милое круглое личико, скромно потупленный взгляд — все это заставило меня на миг потерять дар речи. Мама пригласила Петровича с его женой в гостиную, а нам предложила пройти в мою комнату. Девушка с интересом окинула взглядом интерьер.

— Владимир, — лаконично констатировал я.

— Диана, — с улыбкой ответила она. — Мило тут у тебя.

— Спасибо, ты тоже ничего, — ляпнул я и с силой подавил желание закрыть себе рот рукой.

Она еще шире улыбнулась. Мы сели на кровать.

— Может, кино посмотрим? — Предложил я.

— Давай. А какое кино?

— А какое ты любишь?

— Всякое. Про любовь, например.

Я немного растерялся, ведь в моей коллекции не было ни одного такого фильма, но быстро сообразил достать планшет и найти подходящий фильм в интернете. Судя по звукам из гостиной, родители уже успели дойти до первого тоста. Что ж, не будут отвлекать.

Мы удобно устроились на кровати и начали просмотр. Мне пришлось дважды краснеть из-за наличия в фильме эротических сцен. Она, похоже, это заметила, но сама лишь невозмутимо улыбалась. Вдруг на середине фильм перестал воспроизводиться. "Ладно, пусть прогрузится", — подумал я. Что-то показалось мне странным, однако, я не мог понять, что именно.

— Ну, как тебе фильм? — поинтересовался я.

— Честно, довольно скучный.

— Так может, включим другой?

— Знаешь, мне кажется, я нашла для нас развлечение поинтересней!

— И что же это? — С затаенной надеждой спросил я.

И тут же подумал, что родители могут услышать, если мои мечты осуществятся. И только сейчас я сообразил, что тогда показалось мне странным: звуки из комнаты, где находились родители, стали как будто приглушенными. Будто те находились не в соседней комнате, а за толстой бетонной стеной на большом удалении.

— Я голодна, — прошептала она и бросилась мне на шею.

Я еще не успел осознать смысл ее слов, а она уже впилась в меня страстным поцелуем. Мы целовались, казалось, вечность. Спустя какое-то время я осознал, что ее ногти впились глубоко в мою шею. Я отдернул ее руку.