– Что делать, – ответил он с вытянувшимся лицом, – это какое-то сумасшествие. Хорошо, хоть пока не все разом.

– Молодцы, – одобрил я. – Разделяй и властвуй.

Автомобиль по взмаху его руки осторожно порулил навстречу. Мы перехватили его на полпути, Джон сел за руль, а когда я опустился на сиденье рядом и пристегнулся, погнал красиво и уверенно, чуточку рисуясь совсем не американской лихостью, это чтоб русский чувствовал себя как дома.

Отель сравнительно недалеко, немцы строят все расчетливо, у них Пентагон и ЦРУ вообще в разных городах, но когда от Пентагона до ЦРУ рукой подать, как и до Вашингтона, то понимаешь, какой рациональный народ они выковали на основе своей протестантской этики труда.

Автомобиль понесся, плавно снижая скорость, к массивному зданию в неоколониальном стиле. Сейчас это снова входит в моду, ностальгия, население стремительно стареет, хоть и живет дольше.

Фасады домов справа и слева как будто из старых фильмов, а внутри, понятно, все напичкано такой техникой, что даже в Японии не снилось.

– Достойный отель, – сказал Арнольд ободряюще.

– Я не капризный, – заверил я.

Он коротко усмехнулся.

– А урон авторитету?

– Я прибыл неавторитетно, – напомнил я. – Так, турист…

– Ну да, – согласился он. – Мы все туристы. Даже в своей стране.

– Романтично, – заметил я.

Он посмотрел с интересом.

– И вам тоже? А мне вот уже иногда, но только иногда… уже начинает казаться, что нужно как-то без романтики, хотя работа все-таки сама по себе как бы вот да…

– Без романтики жить грустно, – ответил я. – Мужчина должен быть романтиком. Это женщинам нельзя, романтичная женщина просто дурочка, как Ассоль какая-то…

Он не спросил, кто такая Ассоль, в Штатах чем актриса выглядит глупее, тем популярнее, потому во всем мире запоминают только штатовских актрис.

У входа неизбежные сканеры, в Америке каждый дом живет как осажденная крепость в чужой стране. Однако молодцы, даже это ставят себе в заслугу: дескать, у нас демократия с человеческим лицом, мы только защищаемся, никого не репрессируем, у нас свобода и пропаганда ненасилия.

Фойе залито светом, хотя в широкие окна бьется яркое солнце, в этом американцы особенно хороши, люблю яркий свет, он отгоняет хмурое настроение и делает мир праздничнее.

Портье взглянул на Арнольда и молча протянул мне цветную карточку электронного ключа.

– Вэлкам, – сказал он с по-американски настолько широкой улыбкой, что только марсианам разве что не покажется фальшивой. – Надеюсь, вам у нас понравится.

– Уже в восторге, – заверил я. – Страна великих возможностей! Всяких, разных.

Арнольд дружески подхватил меня под локоть и уверенно повел к стене с одинаково блистающими дверьми кабинок лифта.

На моем этаже он остановился сбоку, когда я открыл дверь и переступил порог, словно прикрывает от нападения со спины, затем вошел следом.

– Ого! – сказал я. – Мне что, выделили президентский номер?

Он ответил довольно:

– Что вы!.. Наш президент падает и спит там же, где и работает! Не выходя из Белого дома.

– А для всяких-разных? – поинтересовался я. – Встреч с мониками?

Он ответил с той же откровенной улыбкой:

– С Моникой президент сексуалил прямо в Овальном кабинете, не отрываясь от подписывания важных договоров.

– Наверное, с Россией, – предположил я. – Чтобы хоть как-то скрасить день… Дремучее было время, верно? Теперь президента никто не осуждает, что впендюривает всем своим помощницам, секретаршам и даже секретарям, чтобы не обвинили в сексуальном неравенстве.

– Правда, – спросил он с удовольствием, – хорошее время наступило?

– Время свобод, – согласился я. – Истинных американских свобод!

Он с удовольствием огляделся.

– Сюда какую женщину ни приведи, от порога начнет раздеваться!..

– Надеюсь, – пробормотал я.

– Ладно, – сказал он благодушно, – обживайтесь. Завтра за вами пришлют машину.

– В котором часу?

– В десять утра, – сообщил он и добавил: – если это вас устроит. Вы же все русские спите долго…

– Так то в берлогах, – возразил я, – а в таком отеле разве уснешь?

– Да, – согласился он, – здесь такой персонал… До завтра!

Я закрыл за ним дверь и еще раз огляделся. Номер шикарен, но по Арнольду видно, как наше привычное мышление не поспевает за переменами.