Шрифт:
брось! Станешь птицей в вышине!»
И он забросил крест в овраг,
стал в тридцать верст их каждый шаг.
И вот пред ними дол открыт,
на нем строение стоит;
высоких узких окон ряд
и колокольни острый скат.
«Ну, вот, дружочек, мы и здесь,
теперь увидишь все как есть».
«Не церковь ли на месте том?»
«Нет, то не церковь, то — мой дом!»
«А это не крестов ли ряд?»
«Нет, не кресты то, а — мой сад!
Теперь — ты на меня взгляни
и частокол перемахни!»
«Постой? размыслить дай самой!
Мне странен, страшен облик твой;
Твое дыхание — беда,
а сердце, вижу, тверже льда!»
«Не бойся, милая моя,
богато, сытно у меня,
мясного много в погребах,
сегодня ж пир начнем не так!
Что у тебя за узелок?»
«Рубашки — свадебный залог».
«Не нужно больше их чем две!
одна тебе, другая мне».
С рубашками он узел сгреб
и за ограду их — на гроб.
«Теперь ты на меня взгляни
и изгородь перемахни».
«Ты ж был все время впереди,
на нашем свадебном пути,
Ты шел все время впереди,
так первый ты и перейди!»
Он хитрости не разгадал,
перескочил вдруг через вал;
подпрыгнул вверх на пять сажен,
вдали мелькнула девы тень,
и тотчас след ее простыл,
так изо всех помчалась сил…
И ей убежище нашлось;
того не ждал коварный гость!
И вот часовня перед ней
с засовом прочным у дверей;
она дрожа в нее вошла
и двери крепко заперла.
Узка в часовне щель окна,
лишь месяцем освещена;
теснее клетки камни плит,
и мертвый посреди лежит.
Вдруг шум поднялся за стеной;
теней могильных хрип и вой!
Скребутся, шаркают вокруг
и песню начинают вдруг:
«Могиле плоть предать спеши,
погиб, кто не сберег души!»
И в двери гром и в стены стук;
неистовствует страшный друг:
«Вставай, мертвец, вставай скорей,
засовы отодвинь с дверей!»
И мертвый веки подымал,
и мертвый очи протирал,
и, словно в чувство приходя,
взглянул, поднявшись, вкруг себя.
«О, святый боже, мне во власть
не дай к нечистому попасть!
Ты, мертвый, не тревожь покой,
да будет вечный мир с тобой!»
И мертвый голову склонил
и очи мутные закрыл.
Но снова грохот, снова стук!
Еще сильней бушует друг:
«Вставай, мертвец, вставай с одра,
открыть часовню нам пора!»
И вновь на страшный тот призыв
мертвец поднялся полужив,
к засовам прочной двери той
холодной тянется рукой.
«Исусе Спасе, помоги,