Сказки о природе для ребятишек с рисунками художника Калаушина Бориса Матвеевича.
СЕКРЕТ
Отчего это другие цветут, а мне никак не расцвести? — огорчался Луговой Василёк.
Он видел, что под деревьями уже белеют нежные цветы ветреницы, а поближе к лугу теснятся на низких стебельках хвостатые цветы хохлатки. Из-под куста выглядывают жёлтые цветочки гусиного лука. По берегам ручья так и сияют ярко-жёлтые лакированные цветки чистяка, а прямо из воды поднимаются букеты золотых цветков калужницы.
А сам Луговой Василёк едва набрался сил, чтобы развернуть первые листья. Как обидно! И он решил разузнать, что помогло весенним цветам расцвести так рано, и попросил знакомую Муху выведать у цветов их секрет.
Муха согласилась, но прилетела ни с чем.
— Цветы говорят, — секрет и есть секрет. Он зарыт в земле.
— В земле? — удивился Луговой Василёк. — Ну, тогда я знаю, кого попросить: Крота. Он в земле хозяин, — что ему стоит разузнать?
Крот выслушал Василька и полез под землю. А на другой день вылез из норы такой важный, такой торжественный, что сразу стало ясно: он всё разузнал.
— Ну? — спросил Луговой Василёк.
— Погоди, дай отдышаться, — сказал Крот, растянулся на холмике вырытой земли и больше не проронил ни слова.
Но цветы тоже умеют молчать, да еще как умеют! И Василёк не торопил Крота.
— Узнал,- сказал, наконец, Крот. — Все эти весенние цветы запасают себе пищу еще летом и осенью и держат свои запасы в подземных кладовых. У каждого из них кладовая на свой лад: у кого — клубень, у кого — луковица, у кого — толстое корневище. Оттуда они и берут пищу сейчас, весною. Вот оттого-то у них и так много сил, оттого-то они и могут цвести так рано.
— Какие хитрецы! — сказал Луговой Василёк. — А я вот таких запасов делать не умею. Ну, что же, расцвету, когда расцветётся.
И он расцвёл в середине лета. Но тогда на лугах не было ничего прекраснее его ярких пурпуровых цветков. И все ими любовались.
БЕЛАЯ ДРЁМА
1
Это Бабочка-Голубянка первая заметила печальный некрасивый цветок — Белую Дрёму. Бабочка только что вытащила хоботок из шпорца синей фиалки и вспорхнула вверх Пролетела над головками красной кашки и воздушными шарами одуванчиков, потом поднялась ещё выше, пролетела нал верхним этажом кружевных цветов купыря и, наконец, села на жёлтые цветки высокого кустика свербиги.
Оттуда-то, с высоты, Бабочка-Голубянка и увидела Белую Дрёму.
Дрёма стояла опустив голову. Лепестки её поникших цветков будто завяли. Листья и стебель Белой Дрёмы были покрыты пушком, и оттого, что цветок был таким грустным, казалось, ему нездоровится и он кутается в пуховый платок.
— Бедняжка, — сказала Бабочка-Голубянка, — к тебе не прилетит в гости ни одна бабочка. Ведь кругом столько чудных цветов в таких нарядных одеждах!
Белая Дрёма слышала эти слова сквозь дрёму и даже не поняла, что это говорят про неё.
Но Бабочку-Голубянку услышала Зелёная Муха. Она ела пыльцу на цветках купыря и бегала по ним, как по круглому столику-невидимке, покрытому кружевной скатертью. Взглянув на Белую Дрёму, Муха сказала:
— Да, Бабочка права! И не только Бабочка, а и Муха на такой скучный цветок ни одной парой ног не ступит!
Белая Дрёма опять еле расслышала эти жестокие слова и ничего не ответила.
Но Муху услышала Пчела. Она только что вылезла из пасти фиолетового мышиного горошка, взглянула на Белую Дрёму и сказала:
— Несчастный цветок! Ручаюсь, что ни одна пчела не прилетит к нему в гости. Уж некрасив, так хоть был бы душистым, а то ведь и не пахнет.
Тут Белая Дрёма вдруг очнулась и сказала:
— Несчастный цветок? Да разве может быть какой-нибудь цветок несчастен в такую жаркую сухую ночь!
— «Ночь»! — воскликнула Бабочка-Голубянка. — Какая же это ночь, когда я, дневная бабочка, еще летаю?
— И когда я еще бегаю по цветкам, — сказала Муха.
— И когда я еще работаю, — сказала Пчела.
Цветы тоже очень возмутились, услышав странные слова Белой Дрёмы.
— «Ночь», — сказал Одуванчик. Какая же это ночь, когда мои пушистые шары еще не закрыты!
— И когда дольки моих листьев еще не захлопнулись, — сказала Красная Кашка.
— Всё равно ночь, — упрямо пробормотала Белая Дрёма. — Ведь я же всё время дремлю, — значит, ночь.
Тут все насекомые и цветы так на неё напустились, что их услышало само Солнце. Оно улыбнулось и сказало: