– Виноват, товарищ генерал, – залепетал «серый человек», – если бы я раньше в США вылетел, то ничего такого бы не случилось. Я этого Замоскворецкого знаю как облупленного. С него нельзя было глаз спускать. Но вы же мне сами сказали закончить дела с интернетчиками…

– Замечательно! Я еще, оказывается, и виноват? А кто мне докладывал, что агент у нас на надежном крючке? Или не было такого?

– Было, товарищ генерал, – совсем стушевался «серый».

* * *

Человек со шрамом, рассекающим лоб, назначил Антону Петровичу встречу в кафе «Бисквит». Они выбрали уединенный столик, чтобы поговорить без лишних ушей.

Официантка подала две чашечки черного кофе и традиционное в этом кафе бисквитное пирожное.

– Не горюй, Антон Петрович, – успокаивал генерала человек из Управления собственной безопасности ФСБ. – Поможем. Надо сказать, Замоскворецкий – это тень прошлого. Я понимаю, что вы – оперы, но зачем же у себя заводить «призрака оперы»? – пошутил он. – Предлагаю закрыть дело Замоскворецкого. Сколько можно его чекрыжить?

– Как закрыть?

– Ты рапортуешь, что агент вышел из-под контроля и был ликвидирован в Нью-Йорке. Труп был сброшен в воду и, согласно данным спутникового слежения, вынесен течением в Атлантический океан. И все, дело Замоскворецкого наконец закрывается. Согласись, ликвидация неудавшегося агента – куда лучше, чем его пропажа.

– Согласен, но, тем не менее, Замоскворецкий пропал, скорее всего, инсценировал самоубийство. Следовательно, нет гарантий, что он снова не объявится.

– Объявится – так объявится. Пусть это будет нашей с тобой головной болью – нашей, а не начальства. Наверху им в такие детали входить не нужно, пусть спят спокойно. Официально ты его личное дело закроешь, ну, а я буду держать ухо востро. Если вдруг когда-то Замоскворецкий засветится – ликвидируем тихо и быстро. Тогда опять-таки все будет соответствовать твоему рапорту. Нужно решать проблемы по мере их появления. Чего сейчас-то ломать голову? В конце концов, может, он действительно утопился? Точного ответа нет. Пойми, так мы убираем дамоклов меч, висящий над твоей головой. В УСБ вопросов не возникнет, а значит, все будет шито-крыто. И заметь, Антон Петрович, я тебе это предлагаю исключительно из товарищеской солидарности. А ты, конечно, можешь продолжать играть в донкихотство. Но пойми, тебя ведь в органах держат, как живой пример молодому поколению. Ты – живая легенда! Хочешь опростоволоситься на такой ерунде?

– Понимаю. Чего уж там… Значит, будем опять считать Замоскворецкого трупом, – сокрушенно качал головой седой генерал. – А я вот, видимо, окончательно старею, сам превращаюсь в труп и на роль живой легенды больше не тяну. Год назад в нашей операции была использована племянница моего друга. Мы с ним знакомы еще по погранвойскам, боевое крещение вместе принимали и, можно сказать, помазаны одной кровью. Я не знал, что она его родственница. Так получилось, что по непредвиденным обстоятельствам в ходе операции ее инфицировали СПИДом. Теперь она умирает. А я… – Антон Петрович прервался, – не могу своему другу смотреть в глаза. Я ведь не сказал ему правду. Не имел права сказать. Он, ничего не зная о моей прямой причастности, обратился ко мне за помощью. А что я могу? Я же не Господь Бог. Меня вопрос мучает: может, мне открыться, покаяться перед другом?

– Не боги горшки обжигают. Не серчай, Антон Петрович. Про твоего друга и его племянницу я все знаю. Работа у нас такая – все знать, мы же ФСБ в квадрате. Ты правильно поступил.

Глава тридцать первая

ЖИВОЙ ЖУРНАЛ/LIVE JOURNAL: INOK (4)

Прелесть

Когда мы идем и кажется, что все хорошо. Когда мы считаем себя чистыми и достойными общества чистых. Когда мы уверенно чеканим духовный шаг. Тогда… незаметно приходит она. Ее бледные щеки восторженно румяны, ее губы все время что-то шепчут, глаза отстраненно улыбаются, уши не слышат, что говорят окружающие. От нее веет жутью. Ее объятия смертельны.

Ее имя – прелесть.

Что такое прелесть? – Это лесть в превосходной степени. Духовный самообман, завышенная самооценка, гордоумие – грех ума, самомнение – болезнь души.

Как спастись от прелести? Для начала признать себя больным прелестью. А потом – хорошо известное, но всегда новое – покаяние, кротость, смиренномудрие, плач о себе и страх Божий, исполненный надежды.

Вот наглядная картинка из «Пролога»:

«Жили в одном монастыре отец с сыном. Отец возмечтал о своих духовных достоинствах и впал в самообольщение. Многократно являвшегося ему беса он принимал за светлого ангела. Когда враг увидел, что этот монах в его руках, то предложил ему закласть сына в жертву Богу, за что он (отец), якобы сподобится такой же чести, как Авраам. Безумный отец внял диавольскому наущению и начал готовить веревку и точить нож. Хорошо, что сын вовремя заметил это и спасся бегством».

Господи, избави нас от прелести.

Отблеск ада или О самопознании

На днях М., 45-летняя дочь одного уважаемого протоиерея, сказала мне: «Я иногда видела в ваших глазах что-то ужасное, просто отблеск ада, но я не могла понять, почему это у вас. Теперь, когда я прочла некоторые ваши стихи, я поняла – вы видели ад… но он вас не поглотил».

М. меня удивила. Никогда не думал, что в моих глазах можно увидеть такое. Теперь для меня кое-что прояснилось…

Воистину, век живи – век познавай себя.

Дай Бог, чтобы ад действительно меня не поглотил.

Императрица

– Она плачет?

– Нет, она говорит.

– Не надо… я понял.

(«Юнона и Авось»)

Жена правителя одной шестой части земли писала в 1910 году:

«Подвиг без смирения суетен. Смирение – предтеча любви… смирение привлекает к любви, то есть к Самому Богу, потому что Бог есть любовь».

Сначала ее мужа фактически лишили короны и одной шестой части земной суши, потом их вместе с детьми лишили жизни, но их не лишили любви, потому что Бог есть Любовь.