— Твой муж такого не практикует, да? — прошептал он. — Маги так скучны, когда дело касается личной жизни…

Упоминание об Онмунде немного отрезвило Деметру. Женщина тряхнула головой, пытаясь избавиться от наваждения, от манящего запаха крови, силится оттолкнуть Лашанса. Ассасин нахмурился.

— Слышащая думает не о том…

— Не твое дело, о чем думает Слышащая! — процедила бретонка, извиваясь в его руках. Люсьен пытается снова поцеловать ее, но магичка отворачивается, пронзая его негодующим взглядом.

— Этот маг не подходит Слышащей, — убежденно заявил Люсьен, поднося к губам унизанные перстнями пальцы Довакин. — У Слышащей впереди вечность в царстве Ситиса, в чертогах Пустоты. А ему там не место… — на прикосновение губ к нежной коже тело отзывается томительной слабостью, глаза Лашанса кажутся черными из-за расширенных зрачков. Гипнотизируя Деметру взглядом, он бережно повалил ее на траву, ласково целуя тонкое запястье.

— Ты будешь вместе со мной служить Отцу Ужаса, — произнес он сквозь поцелуй. — Слышащая живая… ее прикосновения приятны… во дворце Отца Ужаса холодно… — мужчина прижался лбом ко лбу бретонки, - Слышащая согреет меня?

***

— … Слышащая!.. Эй, Слышащая, вставай, просыпайся! Слышащая! — знакомый до отвращения, до зуда в ушах голос пробивается сквозь сладкий туман сна, грубо и бесцеремонно, руша всю идиллию. Деметра резко распахнула веки, садясь на продавленной койке, спутанные волосы падают на лицо, шкура соскользнула на пол. Магичка беспокойно озирается, пытаясь понять, где она.

— Слышащая? — Хранитель крутится рядом, заглядывает в глаза, смущенно улыбается. — Слышащая, пора идти. Солнце уже в зените. Цицерон уже вещи собрал!

Довакин со стоном зевнула, протирая глаза. Дремора на его голову… вовремя он, нечего сказать. Бретонка потянулась, щурясь на бьющее в небольшое окно солнце. Сегодня она должна найти Говорящего, о котором вещала Мать. Только как его найти или как определить, что это именно он, не ясно до сих пор.

***

Для врагов я каленых стрел не жалел,

клинок песню стали в руках моих пел,

бился с нордами я в скайримских горах,

их кровь на моих застывала устах.

Но сердце мое и душа лишь с тобой.

Лелею мечту я вернуться домой.

Разобьем северян — и сразу же в путь,

жаль, что павших бойцов нам уже не вернуть.

Жесток и суров край драконов и снов,

но детям своим помочь он готов.

И когда наш отряд напал на Морфал,

на головы наши он бурю послал.

Мы босмеры, мы дети теплых краев,

не вынесли тяжести ледяных оков.

Не клинок, не топор, не острая сталь,

наши жизни отнял сам северный край.

Не желаю Скайриму дарить жизнь свою,

на рукояти кинжала я пальцы сомкну.

Пусть ножнами будет ему грудь моя,

ведь поцелуй лезвия горячее огня.

Увидеть бы раз хоть родной Валенвуд

но никак не вырваться из Смерти пут

мечтая, мечтая о бескрайних лесах

погибает босмер в от крови алых снегах…

На босмерском наречии она звучит намного лучше. Тинтур отложила флейту и улыбнулась уголками губ двум сидящим перед ней девочкам-норжанкам. Сесиль блестящими от восторга глазами вглядывалась в острое лицо босмерки.

— Спой еще! Пожалуйста, — поспешно добавила она.

— Нет, — Бритта грубо одернула сестру, — папа сказал, купить хлеба и сразу же возвращаться, а уже стемнело! Из-за тебя нас накажут!

— Ты тоже слушала! — обиженно вскинулась Сесиль. Ее близнец вместо ответа ударила ее по щеке тыльной стороной ладони. Не сильно, однако на коже девочки остался алый след. Отряхнув юбку, Бритта, не оборачиваясь, побежала в таверну. Сесиль шмыгнула носом и робко помахав рукой на прощание, поспешила за сестрой.

Тинтур коротко вздохнула и откинула со лба непослушный локон. Рорикстед — отличное местечко, тихое, спокойное, но скоро придется его покинуть. Здесь ей нет места. Чего уж — ферма, таверна да пара домишек. Хоть после всех своих приключений босмерка грезила о простой размеренной жизни, здесь нет никаких перспектив. Местные сами-то перебиваются с хлеба на воду, где им нанять служанку или барда. Бывало, правда, вечерами Рорик и Эннис просили ее спеть «Век притеснений» или «Рагнара Рыжего», но так здесь на жизнь не заработаешь… поправив бандану, скрывающую ее изуродованные уши, эльфийка побрела к «Мороженому фрукту». Переночует здесь последний раз, а завтра с утра в путь. До рассвета, что бы Сесиль и Бритта не видели ее ухода. Для юных норжанок босмерка с ее экзотическим боевым раскрасом, шрамами и причудливыми костяными украшениями на руках и шее представлялась сказочным персонажем. В Скайриме меры стараются не выделяться, недаром Релдит недовольно покачала головой, окидывая Белое Крыло оценивающим взглядом. Они забыли, где их родина, где их настоящий дом. А Тинтур помнит. И будет помнить всегда.