Шрифт:
"Морской дракон" привлекал немалое внимание первыми выходами в море; потом к ним привыкли. Но выход на сдаточные испытания не мог не вызвать некоторого любопытства - у одних бескорыстного, у других вполне меркантильного. Новый корабль непривычного вида не мог не привлечь внимание чужих разведслужб.
Стоя в рубке (а именно там столпились все присутствующие офицеры), Семаков выглядел каменно-спокойным. Отчасти и его внутреннее состояние было таким же: по результатам прежних испытаний он твердо знал, что уж двадцать узлов корабль выжмет. Но хотелось, разумеется, большего.
Управление уже стало привычным: штурвал, небольшие рычаги, которые Риммер почему-то называл "секторами газа", указатели тяги двигателей, небольшие рычажки, включающие дополнительные двигатели. Движки-поворотники обеспечивали "Морскому дракону" неслыханную управляемость при любой скорости. Большим циферблатом красовался иноземный механический лаг. Его уже отградуировали почти на всю шкалу, не хватало лишь отметки самого полного хода. Острено глядел во все глаза: для него-то это было полной новинкой.
– Пора разгоняться, Владимир Николаевич, - не по-баварски хладнокровно произнес капитан-кораблестроитель.
– Вы правы, Риммер Карлович, пора.
Еле слышный гул водометных сопел стал громче.
– Всем на палубе: держаться за леера!
Старший унтер-офицер Кроев (обрусевший потомок голландца Кройфа, осевшего в России еще при Петре Великом), исполнявший на "Морском драконе" обязанности боцмана, продублировал команду, несколько расширив ее в матерном направлении.
– Включаю режим forcage!
Весь экипаж ощутил, как нос корабля вздыбился - не особо круто, но вполне заметно. Рев движков стал менее низким, но все еще не был чрезмерно громким. Волны хлестко били по скуле. Корпус ощутимо подрагивал.
Лейтенант Мешков быстро вышел на палубу и меньше, чем через минуту вернулся.
– Владимир Николаевич, трясет изрядно. Меткую пальбу в таких условиях не обещаю.
Риммер коротко глянул на коллегу. Тот понял:
– Даю гладкую воду!
И один из рычажков был сдвинут.
– Михаил Григорьевич, оцените, каковы теперь условия для артиллерийского огня.
– Владимир Николаевич, я бы тоже хотел взглянуть.
Семаков с трудом удержался от радостной улыбки.
– Да ради бога, Феофан Христофорович. Тем более, вы ведь в этом деле понимаете.
На самом деле Острено не был артиллеристом, но эта грубая лесть подействовала.
На засечку времени был отправлен сигнальщик с хронометром.
– Одна минута тридцать пять секунд, ваше благородие.
В гимназии хорошо учили считать, а в Морском корпусе это умение отшлифовали. Командир мгновенно прикинул скорость, но назвал меньшую цифру; это случилось как раз в момент возвращения старшего артиллериста и адъютанта адмирала Нахимова:
– Двадцать один узел с половиной. А ведь неплохо.
Риммер метнул короткий взгляд на Семакова, но промолчал, поскольку был в курсе начальственной задумки.
Все прочие мысленно не согласились с командиром, а Острено высказал то же самое вслух.
– Если этакое посчитать за "неплохо", что же тогда "отлично"? Ведь от самого быстроходного противника уйдем без труда. А, Владимир Николаевич?
– Тут еще это средство смягчать волнение, не забудьте. Мечта артиллериста, parole d"honneur [9] . Риммер Карлович, эта штука с любой волной справится?
– Тут не скажу, это к специалистам надо, но, помню, попали мы как-то в шторм, так-то нас поваляло бы изрядно, а мы прошли насквозь, как по...
9
честное слово.
Несколько мгновений иностранный специалист подыскивал поэтическое сравнение и нашел его:
– ...короче, можно было бы поставить на палубу стол, на него стакан, налить доверху вина - и не расплескалось бы. Вот как!
Этот высокохудожественный пассаж произвел сильное впечатление на всех, а особенно на нижних чинов, которые притворялись сильно занятыми своими делами, но между тем слушали внимательно.
Германец состроил озабоченное лицо: