Всё время говорилось о «грубом нарушении социалистической законности». Но ведь эта самая законностьс лёгкостью позволяла физически уничтожать буржуазию, ликвидировать кулачество как класс, приговаривать к смертной казни служителей церкви. Если был репрессирован дворянин, царский офицер или кулак, то социалистическая законность соблюдалась. А если под внесудебное решение попадал партийный руководитель или крестьянин-середняк, то считалось, что эта же самая законность нарушалась. Такая постановка вопроса вела к большому валюнтаризму в решении партийных дел и в значительном числе случаев сводилась со стороны КПК к обоснованию и оправданию поручений, дававшихся Президиумом или Секретариатом ЦК КПСС.

Прежде всего, Хрущёву надо было окончательно разделаться со своими ближайшими соратниками. В связи с этим «по поручению Президиума ЦК» КПК провёл «проверку материалов о преступлениях участников антипартийной группы Маленкова, Молотова, Кагановича и др. по истреблению кадров партии и государства». Как официально сообщалось, «в результате глубокого изучения имеющихся документов, бесед с коммунистами был подготовлен большой фактический материал, изобличавший эту группу в массовом истреблении в 1937–1938 годах и позднее партийных, хозяйственных, военных и др. кадров». Сам же Никита Сергеевич остался для истории в ослепительно белом фраке. Для вождя партии появилась благоприятная возможность надёжно повесить небезызвестное «ленинградское дело» ещё на одного из своих бывших сподвижников, оставшись непричастным. Если в 1954 году лишь упоминалось о том, что в совершённом беззаконии повинен был Берия, то теперь делу дали другой поворот: «Маленков несёт персональную ответственность за грубые нарушения Устава партии и социалистической законности, допущенные в отношении актива ленинградской парторганизации в 1949–1952 годах. Он был одним из инициаторов (другим идеологом был Хрущёв. — Ю.В.) создания так называемого “ленинградского дела”, допрашивал “обвиняемых” и вдохновлял фальсификаторов». Известно, что после арестов по указанию руководства партии органы НКВД-МГБ высылали членов семей репрессированных из Ленинграда, Москвы (где первым секретарём обкома и горкома в годы репрессий был Хрущёв) и других крупных городов. В северной столице в 1953 году как раз Богданов отказывался совершать подобное, за что ему припаяли «антипартийную работу на практике».

Естественно, что по указанию Хрущёва мощная волна партийных разбирательств обрушилась на работников органов госбезопасности, в прежние годы непосредственно проводивших в жизнь политику репрессивных мероприятий партократии. «Комитет партийного контроля рассмотрел 387 персональных дел коммунистов, виновных в грубом нарушении социалистической законности, и 347 человек исключили из КПСС. Среди исключённых из партии 10 министров внутренних дел и госбезопасности (союзных и республиканских) и их заместителей, 77 ответственных работников центрального, а также областных, краевых и республиканских аппаратов НКВД-МГБ, 72 начальника городских и районных отделов госбезопасности и оперативных работников этих отделов и др.» [Л.39].

В одном из информационных сообщений указывалось, что по поручению ЦК рассматривался вопрос о нарушении социалистической законностирядом работников органов, в число которых был включён Богданов — «бывший зам. наркома внутренних дел Казахской ССР». Почему для официального объявления взыскания избрали именно эту должность, а не, скажем, начальника Лужского отделения НКВД ЛО, объяснить трудно. Видно, весомеепредставлялось для отчётности. «Указанные лица, — говорилось далее в сообщении, — в карьеристских целях грубо нарушали социалистическую законность, фальсифицировали дела на партийных и советских работников и тем самым совершили тягчайшие антипартийные поступки, несовместимые с пребыванием в рядах КПСС. Ввиду этого Комитет исключил их из партии. По всем таким делам проводилась тщательная проверка, учитывался характер и последствия совершённых нарушений, а также обстановка, при которой были допущены беззакония» [Л.39]. На наш взгляд, последняя фраза являлась крайне лицемерной, поскольку учитывались не характер, последствия и обстановка, аисключительно мнение партийного руководства.

Через три дня подписанное председателем Шверником и скреплённое печатью решение КПК от 18 ноября 1959 года «О нарушениях социалистической законности Богдановым Н.К.» было разослано адресатам: в Отдел административных органов ЦК КПСС и в Советский райком КПСС города Москвы. Секретарю райкома А.А. Почерникову было предложено ознакомить с этим решением Богданова и парторганизацию по месту его партучёта. 28 ноября 1959 года беспартийный пенсионер с урезанной пенсией поставил на цэковском документе свою подпись, ещё раз удостоверившись в том, что его исключили из членов КПСС «за грубое нарушение социалистической законности» в период работы в органах госбезопасности. В сектор единого партбилета Отдела парторганов ЦК КПСС был сдан принадлежавший Богданову партийный билет № 00454182. Личное дело возвратили в МВД РСФСР.

Теперь самый принципиальныйпо своей должности коммунист — председатель КПК Шверник — с чувством выполненного долга отправил в ЦК КПСС свой отчёт об успешном выполнении полученного сверху задания.

18 декабря 1959 года в «Личном партийном деле номенклатурного работника Богданова Н.К.» была сделана запись о том, что он снимается с персонального учёта. Личное дело сдали на хранение.

Со своим исключением из партии Богданов смириться не мог. Пытаясь вернуть отобранный партийный билет, он стал звонить по телефону или лично встречаться с теми руководителями партии и правительства, с которыми был раньше связан по работе. Моего отца поддержали секретари ЦК КПСС Н.Г. Игнатов и Е.А. Фурцева, первый секретарь Ленинградского обкома Ф.Р. Козлов, многие работники Совета Министров и руководители Моссовета. Однако решение вопроса всё равно оставалось за Хрущёвым. В связи с этим в конце ноября 1959 года Богданов приступил к разработке письма к уважаемому Никите Сергеевичу.Четвёртый вариант этого обращения к первому секретарю был отпечатан на пишущей машинке и, вооружившись им, отец стал настойчиво добиваться личной встречи.

В письме повторялись всё те же, много раз пережеванныенами события. Вместе с тем данное послание явилось как бы кратким итогом всей 30-летней служебной деятельности Богданова, его собственной оценкой пройденного пути, сделанной, правда, под давлением конъюнктуры обрушившихся на бывшего руководителя неблагоприятных и лицемерных обстоятельств. В связи с этим приходилось отступать со своих позиций и каяться в содеянном.

Несмотря на то, что в своём письме Богданов не слишком плакался, унижался или лебезил, стараясь с достоинством отстаивать собственные позиции и не снимать с себя ответственности за происходившие ранее события, тем не менее данное послание Хрущёву можно рассматривать, как покаяние перед партией за те «грехи», которые совершил, вроде бы, сам, признавая при этом, что руководство ВКП(б) — КПСС вело вперёд всегда правильно. Это являлось одним из обязательных условий возможности восстановления в рядах партии.