Шрифт:
«Когда–нибудь я напишу об этих таких далеких и таких близких для меня годах. Много чего из Вашей тогдашней деятельности, как воспитателя, на то время надо считать дерзновенным и смелым новаторством, — писал Павел Григорьевич в Москву Николаю Ильичу. — Много я получил от Вас — это несомненно. И вот, с благодарностью вспо–миная Ваше присутствие в моем монастырском детстве, я, как и всегда, сегодня хочу, чтобы Вы были прежде всего здоровы».
Интересно первое знакомство Тычины с Подвойским. Прежний репетйтор, по словам Павла Григорьевича, представлял собой настоящего зверя — строгого, глухого к слезам и просьбам детей и подростков.
И вот из комнаты репетитора вышел высокий незнакомец с зеленоватыми, чуть насмешливыми, но добрыми глазами.
— Здравствуйте, мальчики.
Запуганные мальчики безмолвствовали. Тогда незнакомец пожурил их за беспорядок в комнате. Павло и его друзья недоверчиво косились на высокого семинариста. Говорит ласково, а расскажи ему всю правду, вдруг донесет начальству? Может, выпытывает?
— Я люблю порядок и чистоту! — заявил незнакомец и поглядел на карманные часы. — Вы живете в грязи, за вами плохо паблюдали. Почему у вас сапоги рыжие да желтые, словно горчицей помазаны?
— Так ваксы не дают… — пожаловался кто–то.
— Будет вакса! — пообещал удивительный семинарист. — А кроме того я добьюсь, чтобы всем вам выдали галоши, рукавицы и башлыки. Как же иначе? Грязь, снег…
— Галоши и башлыки — вот бы здорово! — мечтательно протянул кто–то.
— Все будет! — уверенно пообещал незнакомец. — Только учитесь хорошо.
— А кто вы такой? — осмелев, полюбопытствовал застенчивый Павло.
— Ваш новый репетитор. А зовут меня Николай Ильич.
— А фамилия?
— Подвойский.
Николай Ильич, сдвинув брови, строго оборвал служителя, отставного солдата, назвавшего ребят «лопарями–голодальщиками». Он не любил обидных прозвищ. Но узнав, что Павло и его друзья и в самом деле голодные, тут же принес им из репетиторской свой хлеб, две булки и кусковой сахар.
— Самовар еще горячий! Пейте, хлопчики, чай! — и вдруг губы Подвойского скривились. — Ох, эти мне отцы святые! Чуть вас не уморили. Ох, и отцы, чтоб их… — и ушел в репетиторскую, чтоб ребята не слышали накипевшего горького слова.
Естественно, что такого «репетитора», вожака семинаристов–бунтарей, организовавшего маевку на лодках, в конце концов вышибли из семинарии.
— Самые светлые воспоминания храню я в своем сердце о Николае Ильиче Подвойском, — говорил Павел Григорьевич. — Моего воспитателя (я его только так и могу назвать) встретил я на раннем пути, когда еще только–только начинало формироваться мое отношение к людям.
Свое известное стихотворение «И от царей и от вельмож», написанное в 1927 году, Павло Тычина посвятил своему учителю, ставшему в Великом Октябре председателем петроградского Военно–Революционного комитета.
И от царей и от вельмож Осталась омерзенья дрожь, И ужас жизни, что отвратна, И несмываемые пятна. (Перевод Л. Озерова)Вслед за Владимиром Маяковским Павло Тычина рисует образ Подвойского и в других своих стихотворениях. Так, в стихах «О юном Васыле», вспоминая своих черниговских друзей Васыля Эллана–Блакитного, Виталия Примакова, Юрия Коцюбинского и других, поэт пишет:
Чернигов отвечал по чести на посвист царского бича. Про Николая Ильича Подвойского приходят вести. Тут след его трудов и дел. Он в монастырском хоре пел. Он знал, когда он жил меж нами, что революционный дух зажегся в нем — и не потух. Он бросился в борьбу, как в пламя. Недавно же узнали мы: Подвойский вышел из тюрьмы с мечтой о новом грозном часе. Там, где Путиловский завод работает… Там свой народ, и хорошо в рабочей массе. Васыль Эллан, Васыль Эллан! Был тесен матери чулан, а в нем так много сберегалось… Нет, бурю встретим, не дрожа, на остром лезвии ножа решимость смелого рождалась! (Перевод А. Гатова)Грянул грозный семнадцатый год, и ВРК, который возглавлял Подвойский, назначил юного большевика — прапорщика Юрия Коцюбинского одним из своих комиссаров. А в девятнадцатом Николай Ильич стал наркомвоенмором Украины. Вот стихотворение «Чтоб Украине твердо стать (Киев 1919 года)» о встрече Тычины со своим учителем.
Подвойский в Киеве, Подвойский! Во мне проснулся дух геройский — пойду искать! Я был бы рад, как никогда… Он послан Лениным сюда, чтоб Украине, Украине твердо стать. (Перевод Д. Седых)