В своей поэме Василию Федорову удалось ярко, образно рассказать о трудном пути нашего крылатого народа. Своеобразным ключом к «Седьмому небу» и всему лучшему, что создал поэт, является его лирическая миниатюра:

Надо было обладать зоркостью и чутьем Александра Макарова, чтобы заметить этот «звездный блеск» в ранней поэме мечтателя–сибиряка, тогда, пожалуй, известного лишь литинститутцам да молодым любителям поэзии, с интересом читавшим первую в Москве федоровскую книгу «Лесные родники». Александр Николаевич не только заметил, но и поставил «Белую рощу» рядом со смеляковской «Строгой любовью».

Впрочем, Макаров пошел еще и на больший «риск».. Он открыл этот памятный молодогвардейский номер циклом стихов начинающего Евгения Евтушенко, которого тогда никто не знал. Я очень внимательно прочел сейчас этот цикл. Надо прямо сказать: большинство стихов не выдержало проверки временем. Так чем же привлекли эти стихи и их автор такого взыскательного редактора и критика, как Александр Макаров? И вот среди звучных, на риторичных строк я нахожу росток поэзии, в который,, очевидно, поверил Александр Николаевич.

Здесь бы и поставить поэтическую точку, но юный автор еще долго и многозначительно творит на холостом ходу.

Эту особенность Евтушенко и некоторых его поэтических сверстников заметил, конечно, зоркий глаз Макарова. «Опасностью, подстерегающей Евг. Евтушенко, является его склонность к риторике», — предостерегал Александр Николаевич позднее. Внимательно приглядывался чуткий и строгий критик к молодым. Сознание некоторых из них, по словам Макарова, формировалось в сфере чисто образовательной, а не сфере практики. «Словом, приходилось им не от жизни идти в поэзию, а от поэзии к народной жизни». Сравнивая поэмы «За далью — даль» А. Твардовского и «Братская ГЭС» Е. Евтушенко, он писал: «В поэме Твардовского мы имели дело с идеей–образом,, возникающим из мироощущения, из внутреннего состояния души, личных раздумий, и как бы ни были многообразны анализируемые поэтом явления жизни, они, естественно стягиваются к ней, к центру. В «Братской ГЭС» идея заимствована, и все, что волнует поэта, о чем он не может молчать, он старается привязать к ней, прикрепить живые, зеленые ветви растений к стволу, проглядывающему сквозь трепетную листву, как телеграфный столб». Нельзя не удивиться тонкости суждений и яркому, образному языку критика–лирика.

Почему же Макаров уделил в своей кнпге раздумьям над поэмой Евтушенко такое большое место, гораздо большее, чем анализу творчества таких зрелых поэтов, как Светлов и Смеляков? Да потому, что такова была задача критика. Значение поэта никак нельзя определять страницами или даже печатными листами, отведенными ему в критической книге. На примере скрупулезного разбора поэмы Евгения Евтушенко Александр Николаевич учил всю поэтическую молодежь, давал свой строгий и страстный наказ «идущим вослед».

Передо мной последняя открытка Александра Николаевича, адресованная Дмитрию Ковалеву, поэту раздумчивому, предельно искреннему. Его лирические стихи с большой верой в молодое поколение пришлись по душе неизлечимо больному критику, уже не могшему подняться с больничной койки. А ему так хотелось навестить родной волжский городок…

Когда–то Саша Макаров сочинил о своем районном городке шутливое двустишие:

Как он любил свой деревянный городок! Теперь он не узнал бы Калязина, речки Жабни, где когда–то рыбачил на рассвете. Вокруг встают корпуса заводов. Есть в Калинине улица Александра Макарова и мемориальная библиотека его имени. К открытию ее многие известные писатели прислали письма с воспоминаниями об Александре Николаевиче. «Его природный дар обладал двумя высшими качествами — аналитическим умом и чувством художника… — писал Константин Федин. — У него свое, и притом видное, место в истории нашей критики. Труд его сохранится в памяти пристального читателя».

А вот волнующие строки Николая Тихонова, Михаила Исаковского, Мирзо Турсун–заде…

К. Федин и А. Макаров

Академия наук СССР присудила Александру Макарову премию имени Белинского посмертно.

Недавно был юбилейный вечер, посвященный шестидесятилетию Александра Николаевича. А его уже несколько лет нет с нами. Самые разные люди вспоминают его добром. Вдова, в тесной квартире, заставленной полками с папками, разбирает рукописи и пишет документальную повесть об этом замечательном человеке, неутомимом искателе. Уверен, что со временем будут изданы не только все его статьи, но и внутренние рецензии, написанные с блеском.

Когда Александру Николаевичу было особенно трудно, он любил читать стихи вслух. Привычка еще с юности: боец Макаров читал друзьям в походе Пушкина и Есенина. Он свято веровал в большую поэзию и знал: мимолетное пройдет, вечное останется. И еще знал: останется только то, во что вложена человеческая страсть.

У него была ребяческая мечта: иметь ручку с золотым пером. Оно–то, говорят, долговечное. Этот постоянно занятый, отзывчивый, бескорыстный человек с проницательным умом и не подозревал, что его простецкое перо — золотое.