Шрифт:
В 1910 году у Эйнштейнов родился второй сын, Эдуард. К сожалению, ребенок оказался психически неполноценным. Эдуард всю жизнь проведет рядом с матерью, а после ее смерти в 1948 году он будет переведен в цюрихскую психиатрическую лечебницу, где и скончается в 1965 году в возрасте пятидесяти пяти лет.
Однако к этому моменту (рождению Эдуарда) Эйнштейн был уже слишком погружен в свой мир, был слишком далеко и высоко, чтобы оглядываться на все более и более отстающую от него Милеву.
«Мой дорогой теперь принадлежит к числу самых выдающихся физиков <…> за ним все так ухаживают, что становится не по себе… Остается только пожелать, чтобы слава не испортила его как человека, я очень на это надеюсь. Ведь когда человек становится такими знаменитым, у него остается не много времени для жены… Я тоскую по любви, я бы так радовалась, если бы на мою любовь отвечали, я почти верю, что виновата проклятая наука».
Но наука здесь была совершенно ни при чем. И Марич, безусловно, понимала это. Она металась, не находя ответа на главный вопрос – нужна ли она своему мужу?
Да, с одной стороны, он любил ее и был заботливым отцом. Чего стоит одно воспоминание ученика Эйнштейна Ганса Таннера: «Он сидел у себя в кабинете, перед ним возвышалась кипа бумаг, исписанных формулами. Правой рукой он писал, левой придерживал у себя на коленях младшего сына и одновременно ухитрялся отвечать на вопросы старшего, который играл в кубики».
Но, с другой стороны, поездки в Вену, Цюрих, Прагу, Лейден, Карлсруэ, нескончаемая вереница знакомых и малознакомых людей, круглосуточная работа, научные конференции, наконец, слава отнимали мужа у Милевы, и он не противился такому положению вещей.
Видимо, этим – парадоксальностью, раздвоенностью – они были похожи друг на друга.
Альберт Эйнштейн и Милева Марич в Сербии. 1905 г.
«Он был доброжелателен, но держал людей на расстоянии и не слишком им верил».
«Он никогда не говорил о своих близких. Я сомневаюсь, что он раскаивался в своих ошибках как отец и муж».
«Я – одиночка, непригодный для работы вдвоем или в команде. Я никогда всем сердцем не принадлежал ни стране, ни друзьям, ни даже семье».
«Эйнштейн испытывал страх перед близостью с другим человеком. Из-за этой своей черты он всегда был один, даже если находился среди студентов, коллег, друзей или в кругу семьи».
«В личной жизни Эйнштейн был человеком больших страстей, и его усилия восторжествовать над ними не увенчались успехом <…> в душе Эйнштейна все время шла не видимая миру война. Желание отрешиться от всего личного боролось с жаждой человеческой близости, идеализм с холодным цинизмом, а скромность – с высокомерием».
Заложницей именно этой «не видимой миру войны» и стала Милева Марич.
Альберт Эйнштейн мечтал о ней как о некой фантастической, загадочной «колдунье», но постепенно приходил к убеждению, что она, его жена и мать его детей, ничем не отличается от остальных, унылых, неталантливых, скучных и привязанных к рутине быта. И для него это было невыносимо.
Внутренние противоречия супругов также усиливало то обстоятельство, что Милева была талантливым и самобытным ученым.
Три легендарные статьи, о которых уже шла речь и которые были написаны Альбертом Эйнштейном для журнала «Анналы физики», были созданы при непосредственном участии Марич. Причем академическая четкость и выверенность текстов были достигнуты именно благодаря редакторским усилиям Милевы.
Говоря о том, что он непригоден для работы вдвоем, Эйнштейн несколько кривил душой, ведь он сам неоднократно замечал, что много работал с женой и она помогала выполнять ему всю математическую часть его работы.
Современники отмечали значительные дарования Милевы в области арифметической практики, признавал их и Эйнштейн.
К сожалению, нам неизвестны подробности этих совместных научных штудий. Вполне возможно, что супруги спорили и конфликтовали, у Марич был твердый, порой непреклонный характер, Альберт Эйнштейн расслаблен, можно предположить, что супруга часто одерживала безоговорочную победу в утверждении своего мнения.
Эйнштейн, болезненно относившийся ко всякому давлению, соглашался с женой, но внутреннее противодействие нарастало. И наконец, Милева была женщиной, а не счетной машиной. Понимал ли это ее супруг?
Судя по письмам Марич 1905–1911 годов, не вполне, и поэтому поездки, встречи, научные дискуссии продолжались, и не было им конца и края.
«Наверное, в Карлсруэ было очень интересно… И я с удовольствием побывала бы там и посмотрела бы на всех этих замечательных людей… Мы не видели друг друга уже целую вечность, мне интересно, узнаешь ли ты меня при встрече или нет».