Чутьем я, как и он, понимала, что все решится завтра. Наши отношения не могут вечно балансировать на грани, как сейчас. Я свое решение уже приняла, еще до того, как сделала осознанный выбор, и теперь намеревалась следовать ему до конца. Потому что для меня не было ничего страшнее и мучительнее мысли о расставании с ним. Оно попросту невозможно.

Из чувства долга я отправилась на биологию. Честно говоря, я не запомнила, что происходило на уроке, поглощенная мыслями о завтрашнем дне. На физкультуре Майк сам снова заговорил со мной и пожелал удачно съездить в Сиэтл. Я осторожно объяснила, что мой пикап слишком ненадежен, и поездку пришлось отменить.

– Идешь на бал с Калленом? – вдруг надулся он.

– Нет, я вообще не иду на бал.

– А чем тогда займешься? – слишком заинтересованно спросил он.

Я едва сдержалась, чтобы не послать его подальше, но взяла себя в руки и вдохновенно соврала:

– Стиркой, а потом буду готовиться к контрольной по тригонометрии, а то провалю ее.

– Тебе Каллен помогает заниматься?

– Эдвард, – подчеркнуто произнесла я, – не помогает мне с уроками и не собирается. Он куда-то уезжает на выходные, – я с удивлением отметила, что эта ложь далась мне легче и естественнее, чем обычно.

– А-а, – он приободрился. – Знаешь, ты могла бы пойти на бал вместе с нашей компанией – будет здорово. Мы все с тобой потанцуем, – пообещал он.

Отчетливо представив себе перекошенное лицо Джессики, я ответила резче, чем следовало:

– Майк, танцевать я не пойду, ясно?

– Ну и ладно, – он снова надулся. – Я же просто спросил.

Уроки наконец закончились, и я без особого энтузиазма зашагала к стоянке. Не то чтобы мне хотелось возвращаться домой пешком, но я просто не представляла себе, как Эдвард пригонит мой пикап. Впрочем, я уже начинала верить, что для него нет ничего невозможного. И эти предположения оправдались: мой пикап стоял на том же месте, где сегодня утром Эдвард припарковал свой «вольво». Я покачала головой, не веря своим глазам, когда открыла незапертую дверцу и увидела в замке зажигания ключ.

На моем месте белел сложенный листок бумаги. Я села в машину, захлопнула дверцу и только тогда развернула записку. Всего два слова в ней были написаны изящным почерком Эдварда:

«Береги себя».

От рева мотора, пробудившегося к жизни, я испуганно вздрогнула. И засмеялась над собой.

Подъехав к дому, я убедилась, что дверь заперта только на один замок. Я сразу же прошла в прачечную – здесь тоже все вещи выглядели в точности так, как я оставила их перед уходом. Откопав джинсы, я обыскала карманы. Пусто. Может, я все-таки повесила ключ на крючок у двери, подумала я, качая головой.

Чутье побудило меня не только соврать Майку, но и позвонить Джессике, будто бы затем, чтобы пожелать ей удачи на балу. В ответ она пожелала мне удачного дня с Эдвардом, и я сообщила ей, что отменила поездку. Джессика расстроилась гораздо сильнее, чем следовало бы незаинтересованной третьей стороне. И я поскорее попрощалась.

За ужином у Чарли был отсутствующий вид – видимо, тревожился из-за работы, а может, из-за баскетбольного матча. Или же он просто увлекся лазаньей – Чарли не разберешь.

– Знаешь, папа… – начала я, выводя его из задумчивости.

– Что такое, Белл?

– Пожалуй, насчет Сиэтла ты прав. Подожду, когда со мной соберется поехать Джессика или еще кто-нибудь.

– А-а, – удивился он. – Ну ладно. Хочешь, я останусь дома?

– Нет, папа, зачем тебе менять планы? У меня куча дел – уроки, стирка… надо еще съездить в библиотеку и в магазин. Так что я буду крутиться весь день, а ты съезди, отдохни.

– Точно?

– Абсолютно, папа. И потом, в морозилке почти не осталось рыбы – запасов хватит самое большее на два-три года.

– Как же все-таки с тобой легко, Белла, – заулыбался он.

– С тобой тоже, – со смехом призналась я. Смех прозвучал как-то не так, но Чарли, кажется, не заметил. Мне было настолько стыдно обманывать его, что я чуть было не последовала совету Эдварда и не сказала, куда собираюсь. Но удержалась.

После ужина я принялась закладывать одну порцию стирки и сушить следующую. Жаль только, что при этом заняты одни руки. Мои мысли, прохлаждающиеся без дела, вскоре вышли из-под контроля, и меня бросало то в почти болезненное предвкушение, то в незаметно подбирающийся страх, угрожавший поколебать мою решимость. Пришлось напоминать себе, что я уже сделала выбор и не отступлюсь от него. Я без конца доставала из кармана записку Эдварда и перечитывала два коротких слова. Он просит меня беречься, твердила я себе. В это я и буду верить, и в конце концов мое стремление все победит. А что еще мне остается – вычеркнуть Эдварда из своей жизни? Немыслимо. И потом, с самого приезда в Форкс он и есть моя жизнь.

Но тихий внутренний голос в глубине тревожился и гадал, будет ли очень больно… если все кончится плохо.

Когда наконец пришло время ложиться спать, я вздохнула с облегчением. В состоянии стресса мне вряд ли удастся уснуть, я понимала это, и потому отважилась на крайние меры – приняла в качестве снотворного лекарство от простуды, хотя и не чувствовала никаких признаков болезни. Мне было просто необходимо, чтобы на ближайшие восемь часов меня сразил сон. В обычных обстоятельствах я не позволила бы себе ничего подобного, но пережить завтрашний день будет непросто, так что нужно хотя бы выспаться. В ожидании, пока подействует лекарство, я сушила и расчесывала волосы, пока они не стали безупречно прямыми, и лихорадочно соображала, во что мне завтра одеться.