Шрифт:
— Хорошо! Тогда отправляй нас туда. Быстрее, Джинни, умоляю тебя, быстрее!
В голове вертелась и вертелась одна и та же фраза «только не домой, только не домой»!
Глава 24. Труп для несущего горшок
Вернулся я домой,
И труп любимый мой
Спросил меня: «Что делал ты,
когда ты был живой?»
БГ.
Есть что-то невыразимо тоскливое в том сходстве, которое представляют собой пригороды большого английского города. Лондона это касается прежде всего. Оказавшись на пустынной улице Рикмансворта, Гарри в первый момент показалось, что он вернулся обратно лет на восемь, и стоит сейчас где-нибудь на Тисовой аллее в Литтл-Уингинге. Вот сейчас в доме через дорогу откроется окно на втором этаже и оттуда выглянет миссис Фигг, высматривающая во дворе одну из своих обожаемых кошек…
Он тряхнул головой. Момент для воспоминаний его рассудком был избран самый неподходящий. Он огляделся, пытаясь узнать из ряда однообразных домов тот самый, который выбрали его друзья, когда решали, где поселиться после свадьбы, но Джинни уже тянула его за руку.
— Туда! — указала она на один из домиков из красного кирпича, которые однообразной чередой выстроились на протяжении всей длины улицы.
«Вот вы смотрите на эти рассеянные вдоль дороги дома и восхищаетесь их красотой. А я, когда вижу их, думаю только о том, как они уединенны и как безнаказанно здесь можно совершить преступление», — эта фраза из какого-то давным-давно прочитанного детективного рассказа всплыла сейчас перед ним, и он снова вспомнил собственное детство и ужасное обращение со стороны его родственников. Его мысли приняли мрачный оборот, начиная вторить герою рассказа, и он вообразил, какое количество безнаказанного домашнего насилия могло твориться за стенами этих уютных пригородных домиков. Воображение заставило ужасаться одного вида этих кирпичных стен, одинаковых крыш и аккуратных крылец. Он пошел вслед за Джинни с каким-то обреченным чувством человека, который ничего уже не может исправить, который безнадежно опоздал, и теперь ему остается просто констатировать происходящие последствия.
В доме бормотал телевизор. Джинни сразу же завопила: «Рон! Рон, ты дома?!», а он окинул взглядом широкую прихожую, машинально отмечая про себя привычную подчеркнутую чистоту, почти стерильность, которая была свойственна домам, в коих практиковали магию для уборки помещений. Он прошел направо, на большую кухню, бегло взглянул на кучу немытой посуды в мойке и стоящую на столе одинокую чашку с отколотой ручкой из сервиза, подаренного молодоженам кем-то из родственников. Почему ему так запомнился этот сервиз, он и сам не мог понять. Возможно потому, что в последний раз, когда он был здесь, они сидели вместе с хозяином на этой самой кухне и пили кофе из этих самых чашек.
Под столом что-то лежало. Что-то продолговатое, но согнутое углом. Он наклонился, чтобы разглядеть получше, и резко отпрянул назад. Это была волшебная палочка. Палочка Гермионы, которую она приобрела сразу после финальной битвы в прошлом мае. Бук и сердечная жила дракона. Само по себе то, что подобная личная и ценимая вещь может валяться вот так под кухонным столом, словно уроненный кем-то и забытый столовый прибор, уже могло навести на неприятные размышления. Но хуже всего был этот странный образовавшийся изгиб. Гарри несколько раз в своей жизни видел сломанные палочки, и всякий раз это становилось волею несчастного случая. Первый раз он видел палочку, сломанную намеренно. Она была не просто сломана — она была расщеплена и сплющена посередине сильным ударом, похожим на удар каблука. И далее, видимо, зашвырнута под стол той же ногой, что проделала с ней это кощунственное действие.
Какая-то замеченная ранее деталь, связанная с его мыслью о столовых приборах, заставила его еще раз оглядеться по сторонам. Рядом с мойкой наблюдался небольшой беспорядок, на котором он первоначально не сконцентрировал своего взгляда. Теперь он посмотрел внимательней. Деревянная стойка для ножей лежала на боку, несколько из них вывалилось наружу, лезвия поблескивали полированной поверхностью. Одного не хватало.
Он почувствовал, как постепенно деревенеют виски и затылок. Так бывает, когда мозг получает информацию, но не желает её воспринимать. Когда анализ происходящего загоняется куда-то внутрь, а снаружи всё заливает странное спокойствие, будто происходящие события не имеют к тебе прямого отношения, а тело вдруг начинает действовать почти что само собой.
— Их нет в гостиной! — Джинни влетела на порог и показалась сейчас каким-то чужеродным элементом в этой картине опустевшей кухни, выглядящей словно иллюстрация к детективному рассказу. — Я посмотрю наверху.
— Нет! — сказал он резко, предостерегающе поднимая руку. — Я сам посмотрю.
И тут же увидел, как ноги сами собой несут его обратно в прихожую, из которой налево поднималась лестница на второй этаж.
«Кто из двоих? Чьи руки схватили нож?» — эта мысль вертелась в пустой голове одиноким маяком, идя за которым можно было выйти к нормальному состоянию привычных рассуждений. Вопрос состоял только в том, хотел ли он туда возвращаться!
В доме по-прежнему было тихо, несмотря на весь тот шум, который они устроили, ворвавшись сюда, особенно, конечно, Джинни, и пока он преодолевал два коротких пролета, он изо всех сил пытался поймать со второго этажа хоть какие-то звуки. Но их всё не было, а когда он поднялся, ему немедленно стало не до звуков.
Прямо посередине верхней площадки на полу багровела здоровенная кровавая клякса. Перила с внутренней стороны были покрыты мелкими отметинами разлетевшихся брызг. Мысли в глубине закостеневшей головы продолжали свою работу, копошась там и выдавая противоречивые версии, и это даже начало слегка раздражать. Как будто бы он сейчас не увидит всё сам, воочию. Полюбуется на результаты своего поведения. И, независимо от того, какими они будут, покоя он уже больше не обретёт никогда.
Он переступил через кляксу и вошел в полутемный коридор, в который выходили двери спален и ванной комнаты. Направо по полу удалялась длинная цепочка ярких пятен-капель. На стене остался сильно смазанный отпечаток ладони, как будто она съехала вниз в попытке её обладателя удержаться на ногах. Он не смог понять, чей это отпечаток.
Он пошел вдоль кровавой цепочки, машинально про себя отмечая, что она становится всё более широкой и постепенно превращается в настоящую полосу, кое-где размазанную попавшими в неё следами подошв. Сзади раздался вскрик, он услышал его, словно сквозь заглушающий экран. Джинни обнаружила кровь на верхней площадке лестницы. Сейчас ему не было до этого дела, он размышлял лишь о том, в какую именно из трех дверей свернет багровый след. Впрочем, долго гадать не пришлось, потому что дверь в левую спальню была распахнута настежь. Дальнее окно оказалось разбито и оттуда сразу потянуло сквозняком, как только он показался в дверном проеме. Цепочка кровавых следов вела сюда, и всё, что ему сейчас хотелось — никого здесь не обнаружить. Это было бы каким-то непонятным чудом, но он молился только об этом — хоть бы тут никого не было. Да, это просто откладывало на более поздний срок то, что он и так неминуемо должен был бы узнать, но он соглашался откладывать снова и снова сколько угодно раз. Однако судьба не сжалилась над ним, и финал этого короткого расследования предстал перед ним во всём своем кошмарном красноречии.