Но у него и вправду от сердца отлегло. На миг он представил… испугался, что… Нет, он даже думать об этом не хотел. У него даже выступил холодный пот. От облегчения он поневоле коротко рассмеялся.

— Тут, между прочим, нечему радоваться, Гарри! — воскликнула она. — Мы лишились главного подозреваемого.

— Ты уверена?

— Это и так уже давно было ясно. Такой человек совершенно не подходит ни по одному критерию. А сейчас я просто в этом окончательно убедилась.

— А может он умеет… ну… я не знаю… хорошо маскироваться?

— Это НЕЛЬЗЯ замаскировать! Если бы это был он, ты бы сам понял это сразу, как только увидел. Такие вещи меняют людей навсегда, поверь мне. А это просто обычный бандит. Умный, но бандит.

В принципе, Гарри и самому уже всё было давно понятно. Вообразить себе Долохова, чертящего загадочные круги, пишущего жуткие тексты, изучающего древние книги было невозможно. Однако как-то он во всем этом участвовал, иначе с чего бы ему так тщательно пытаться маскировать всякую возможность связать его с происходящими событиями. Ну и то, что кто-то, кто бы он ни был, устроил последний ритуал именно в его номере, явственно доказывало, что надо разрабатывать Долохова дальше.

— Он может быть сообщником, — буркнул Гарри, снова непроизвольно начиная вращать палочку между пальцев машинальным движением.

— Нет, — покачала головой Гермиона, — не может. Этот человек себя уважает. А надо относиться к себе полностью наплевательски, чтобы участвовать в подобных вещах.

— Но я точно знаю, что он причастен! Это же очевидно!

— Конечно, очевидно, Гарри, — вздохнула его подруга. — Он — несостоявшаяся жертва. Беглец.

— Жертва?!

— Ну, конечно. Он потому и убегал тогда из своего номера, что охотились именно за ним.

— Что ж… хм… может быть, ты и права. Ведь ему удалось ускользнуть и тогда, когда погиб Роули. Слушай, и давно ты это поняла?

— Как только увидела его на острове. Он не был напуган, не думаю, что такого человека можно вообще чем-то напугать, но явно хотел сбежать. Потому и придумал весь этот трюк с картиной, и потому хотел с тобой побеседовать. Ему, во что бы то ни стало, надо было скрыться из страны, потому что он понял, что здесь его достанут где угодно. Ведь до этого он преспокойно находился в Англии, а Аврорат даже не знал, жив ли он вообще или нет.

— Тогда я тем более не понимаю, почему он отказывается говорить.

— На это может быть несколько объяснений. Думаю, ты и сам способен все их перечислить.

Разумеется, он был способен. Если дело обстояло так, как говорит Гермиона, то Долохов мог банально понимать, что его рассказу просто не поверят. Или считать, что даже если он всё и выложит, о его безопасности станут заботиться меньше всего. Или же… Ну, конечно!

Он стукнул себя по лбу.

— Всё ясно! Если уж ему не удалось сбежать, то, по крайней мере, пока он здесь, его не достанет тот, кто устраивает ритуалы. Не заявится же он в Аврорат. Здесь он в безопасности.

— В этом есть резон. Но мы снова понятия не имеем, кто же преступник.

— Я надеюсь, мы не будем вновь возвращаться к твоему причудливому списку, Гермиона?

— Как там говорил один сыщик. «Если отбросить все невозможные варианты, тот единственный, каким бы невероятным он ни казался, и будет верным».

— Прекрати, пожалуйста! Я НЕ БУДУ даже обсуждать Макгонагалл и Шеклболта в качестве подозреваемых.

— Я и не настаиваю. Но мне надо подумать.

— Ты только и делаешь, что думаешь. Отдохни немного. Завтра прощание со Спиннет, день будет тяжелым.

— Гарри, честное слово, должен же хоть кто-то здесь думать! — воскликнула она, всплеснув руками. Два проходивших мимо сотрудника Аврората покосились на нее с явным недоумением.

— Эй, эй, Гермиона, успокойся! — он попытался взять ее за руки, но она не подпустила его.

— Оставь, наконец, свою идиотскую привычку заботиться обо мне по пустякам, от которой уже просто тошнит! И прекрати вращать эту дурацкую палочку!

— О'кей, о'кей, только успокойся! Пожалуйста!

Очевидно, что-то такое было в его лице, что она почти тут же смягчилась. Она вдруг резко покраснела, взъерошила волосы быстрым движением и покачала головой, прошептав что-то с горькой усмешкой.

— Гермиона? — ему хотелось взять ее за плечи, чтобы успокоить, но теперь он уже опасался это сделать, чтобы снова не спровоцировать вспышку ее гнева.

— Прости, Гарри! Пожалуй, ты прав, мне нужно отдохнуть. И ты тоже, отправляйся домой. Думаю, Джинни тебя заждалась.

Она слабо улыбнулась, а ему почему-то вновь пришло в голову эту странное сравнение Долохова — «роза». Он вновь попытался понять, что именно рождало такую ассоциацию, и решил, что, очевидно, всему виной ее так часто появлявшийся очаровательный румянец, и еще, быть может, ее густые локоны, обрамляющие лицо. Но главной причиной, скорее всего, были всё-таки ее губы. Они напоминали два чудесных розовых лепестка, он прилип к ним взглядом, разом вспомнив, какими выразительными они могут быть, и когда плотно сжаты, если их хозяйка сердится или о чем-то серьезно размышляет, и когда распахнуты от удивления или восхищения. Он с усилием перевел глаза, уткнув их куда-то в стену. Отчего-то в памяти всплыл глупый подростковый миф о том, что если посмотреть на губы девушки, то можно понять, как выглядит ее…