Шрифт:
Эколог Энн Сприггс из Ватерлоо, штат Айова, глядела на инопланетянина с отчаянием спасателя, прибывшего слишком поздно. Создание имело очень неприятный вид, серо-зеленая шкура в смерти изменилась на пегую с коричневыми пятнами, худощавое тело обмякло кучей и было похоже на палочную куклу. Существо умерло, держа щупальце на каком-то выключателе.
Какое-то шевеление у ног заставило ее нагнуться и рассмотреть контейнер с мульчей на полу под нижними конечностями существа. Они как-то странно висели над мульчей, лишенные стоп концы были светлее тела, будто недавно только обнажились. Отломаны? Отрезаны? Как и зачем?
На поверхности мульчи лежало несколько коричневых палочек. Одна из них задергалась. Преодолевая отвращение, Энн опустила руку в перчатке и подобрала его. Это было что-то вроде клубня, как коричневый артишок, только причудливой формы, с узлами вроде рук, ног и головы и пятнами глаз.
В шлеме Энн послышался голос Мусада:
– Что это у тебя, Энн?
– Кажется, эмбрион пришельца. Похож на… - Она пожала плечами.
– На мандрагору, - предположил Мусад.
Резкий треск, послышавшийся От мертвого создания, заставил людей обернуться, а тех, кто смотрел на экраны, - дернуться.
Перед ними было чудо. Гребень черепа открылся створками как огромный чашелистник, и вверх ударила кроваво-алая молния высотой в метр - это из тела вырвался цветок. Не один цветок, а целое соцветие, один в другом, и каждый открывался сияющим раструбом огромной лилии.
Цветы разрастались в экстазе, склоняясь над мертвецом, который питал их, пока не покрыли его саваном крови. Из середин раструбов поднялись копьями огромные тычинки в золотых коронах пыльцы.
И нет здесь другого, подумала Энн, кого привлекло бы и соединило с ним это знамение размножения.
В наступившей тишине кто-то тихо присвистнул, кто-то ахнул. Голос Мелани из кабинета в глубине Фобоса произнес с сильным бретонским акцентом:
– Никогда не видела ничего подобного такой красоте.
Мусад подумал, что тут-то репортеры и прольют крокодиловы слезы. Смертный Салют из Бесконечности… Тут Энн Сприггс сказала с тревогой в голосе:
– Он шевельнулся!
– Кто?
– Тело. Оно шевельнуло рукой. На рычажке.
– Естественная судорога, - ответил Мусад.
– Кажется, вся внешняя форма уже спалась.
Ферникс поставил небольшую задержку зажигания. Он хотел, чтобы краснокровые увидели его презрительное цветение, но еще хотел умерет» с достоинством раньше, чем полыхнет пламя.
Когда искра наконец перепрыгнула между электродами, его жизнь закончилась; уход был с достоинством. Родина могла бы им гордиться.
Двигатель взревел, наполнив трюм плашкоута морем огня, и капсула юзом поехала по полу, а потом пробила мягкую сталь трюма.
Те, кто был снаружи плашкоута, увидели микросекундную вспышку смерти в ослепительной торпеде, ударившей в стену камеры ремонта и профилактики и разлетевшейся на атомы. Выброс паров топлива из разбитого бака породил огненный шар температурой двадцать тысяч градусов, и этот шар поглотил адским дыханием наблюдателей, облизнул языками пламени коридоры и туннели - чудовищный сгусток жара, гонящий перед собой смерть.
Погибли тридцать семь ученых и более трехсот человек обслуживающего персонала. Почти тысяча получили серьезные ожоги.
Материальный ущерб достиг размеров национального долга целой дюжины стран, а судебные процессы частных компаний против Фобоса создали состояния адвокатам обеих сторон.
На политической плахе полетели головы, и первым козлом отпущения стал Мусад.
Так произошел первый контакт между двумя разумными культурами.
George Turner. «Flowering Mandrake». © George Turner, 1994. © Перевод. Левин М.Б., 2002.
Стивен Бакстер. Золотые Реснички
И тогда она решила: да, передышка была слишком коротка, да, ее народ изнурен холодом туннеля. Но надо двигаться вперед. Надо сражаться.
Ритмично работая плавниками, она стояла на месте и ждала, готовая вести сородичей по ледяному коридору дальше, в теплую пещеру.
Но пока другие просыпались и собирались позади Золотых Ресничек в толпу, у нее убавилось решимости. Искатель напоминал о себе тяжестью; щупальца паразита опутывали желудок, и она Знала: отростки проникли в ее мозг, в ее разум, в ее «я».
Однако все же она поплыла вперед. Показывать слабость своему народу — непозволительная роскошь, тем более в такую минуту.
— Золотые Реснички!
От толпы, расточая тепло в турбулентных потоках, отделился некто крупный, сильный. Это была Крепкие Плавники, одна из двух подруг Золотых Ресничек. Близость Крепких Плавников сразу успокоила ее.
— Золотые Реснички, я знаю: у тебя беда.
Она хотела возразить, но, приуныв еще больше, отвернулась:
— От тебя ничего не скроешь. А другие уже поняли, как думаешь?