– И на сколько ты поднялась?

– На треть.

– На треть! – победно подтвердила миссис Грегсон. – А я докуда?

– На одну пятую.

– На одну пятую.

– Но ведь это только потому, что ты нагрузила мне задние колеса камнями, иначе под моим весом сцепления не хватало, да?

Миссис Грегсон усмехнулась, припомнив свою хитрость.

– Тактика!

– А меня тогда дисквалифицировали. – Элис легонько пихнула ее в плечо. – И мои родители назвали тебя мошенницей.

– И лгуньей, – с гордостью добавила подруга. – Еще, помнится, упоминалось о «дурном влиянии».

Они полежали, обнявшись, обдумывая разговор.

– Я никогда так не считала, Джорджи, даже… даже после той поломки в Озерном краю, когда я чуть не схватила пневмонию. Если бы не ты, меня бы здесь не было.

– О да, не лежала бы ты, замерзшая и грязная, не расчесывала бы укусы вшей после месяцев недосыпа, самой рядовой из рядовых медкорпуса, сосланной чистить картошку во благо войны? Надеюсь, ты не забудешь меня в своих молитвах.

– Не забуду, Джорджи, – серьезно сказала Элис. – Ни за что не забуду.

Зря она дразнилась. Упустила на минуту из вида, что для Элис религия была совсем не шуточным делом.

– Ты о нем скучаешь? О мистере Грегсоне? – спросила наконец Элис, робко и осторожно подбирая слова. – В такие вот времена?

Миссис Грегсон приподнялась на локте.

– Что все-таки сегодня стряслось, Элис? Дело ведь не в кухне? И не в том, хорошо ли мистер Грегсон грел мне постель. Ну же – у всех что ни день сердце разрывается. Я на той неделе потеряла одного, кто мне очень нравился. Рядового Хорнби. Паренек из Ланкашира, говор такой, словно у него твоя каша во рту. Когда я кончала смену, был в порядке, а когда вернулась… – Она не договорила. Не хотелось вcпоминать, в каком состоянии был мальчик.

– Он попросил, чтобы ему дали умереть, – выговорила Элис и спохватилась. Застыла. – Нет, не так. Просил меня убить его. Не такими словами, но имел в виду это.

Миссис Грегсон слышала такое не в первый раз. От испуганных мальчиков, изуродованных до неузнаваемости или понимающих, что умрут, как бы ни старались доктора. Ходили даже слухи, что кто-то из сиделок исполнял эти просьбы.

– И что ты ему сказала, Элис?

С громким скрипом отворилась дверь, в щель проснулась рука, повернула выключатель. Нехотя засветилась единственная лампочка без абажура.

Повернувшись взглянуть, кто их потревожил, миссис Грегсон не удержалась на матрасе и съехала на пол. Вскрикнула от удара:

– Боже! Прости, Элис, я хотела сказать – вот беда…

Наконец, подобрав ноги и подняв голову, она увидел Элизабет Челленджер, грозную матрону, стоявшую в дверях, подперши солидные бока.

– Пипери, Грегсон, чем это вы занимаетесь?

– Это я виновата, матрона… – начала мисс Пиппери.

– Мне показалось, что у меня в постели мышь, – перебила миссис Грегсон. – Я так боюсь мышей!

Матрона усмехнулась, представив, как миссис Грегсон спасается от маленького пушистого зверька.

– Ну это уже не моя забота. Вам приказано поступить в распоряжение старшего военврача.

Теперь миссис Грегсон во все глаза уставилась на матрону. Села по стойке смирно.

– Куда?

Та покачала головой.

– Понятия не имею. Куда бы то ни было, но отправитесь вы с майором Ватсоном.

Сержант Джеффри Шипоботтом ударил кулаком по двери офицерского блиндажа. Дождался приглушенного приказа входить, отодвинул газонепроницаемый занавес и нырнул в темную глубину. Капитан с карандашом в руке сидел над бумагами за простым столом. Его джек-рассел-терьер Сэсил лежал у ног, подозрительно поглядывая на пришельца. Лейтенант Меткалф валялся на койке и курил, примостив на груди маленький томик стихов в кожаном переплете.

Шипоботтом, не поднимая головы, подошел к капитану и неуклюже отсалютовал. Блиндаж был хорош: бревна, стальные пластины и мешки с песком, – но перекрытия не позволяли выпрямиться даже человеку среднего роста. А Шипоботтом был далеко не среднего. Строили, видимо, для уэльсцев, как пошутил, занимая жилье, лейтенант Меткалф.

– Что у вас, сержант? – спросил капитан Робинсон де Гриффон.

Шипоботтом различил в его голосе колючее нетерпение, вовсе не свойственное капитану.

– Аэростат в воздухе, сэр.

Офицеры переглянулись, и Меткалф спустил ноги с койки. Аэростаты часто оказывались верными предвестниками артобстрела. А после обстрела начиналась атака на вражеские позиции.

– Сколько? – спросил де Гриффон.

– Один, сэр.

– Далеко?

– Не скажу, сэр. Не близко. И пока не больно-то высоко.

– Шипоботтом, – нетерпеливо заявил Меткалф, – одна ласточка весны не делает. И одинокий шар – еще не артобстрел.

Перед вступлением артиллерии обычно запускалось не меньше четырех, на несколько миль друг от друга.