– К тому же у тебя наверняка всегда была поддержка. Друзья, папа, дядя... Я вот вообще никому не нужен. Меня никто не воспринимает всерьёз.

– Ты выбрал не лучший способ кому-то что-то доказывать, - улыбнулся Рэкс.
– Правила нужно не преступать, а поворачивать себе во благо. Отец, пожалуй, больше оценил бы твоё сидение на месте во время войны, а не шатание туда-сюда среди террористов. На самом деле это не так сложно: оставаться собой и одновременно подчиняться старшим. Тебе только четырнадцать. Я не советую пока много выступать - твоё время ещё придёт. И друзья найдутся.

– Я бы, наверное, не отказался общаться с Азатом, - неожиданно для самого себя сказал Домино.
– Он научил бы меня жить в условиях, когда всё против тебя.

– Вот уж не уверен! Он скорее испортит тебя, разве ты не заметил, как сильно он стремится всё подмять под себя? Однажды ты понял бы, что делаешь всё для него, а не для вас - к чёрту таких друзей!

– У тебя другие?

– Не то чтобы совсем другие... Тоже себе на уме, конечно. С иными мне и неинтересно. Но я знаю, что они всегда меня поддержат. Если только я не пойду на что-нибудь совсем уж самоубийственное, - после этих слов Рэкс замолчал, как будто вспомнив нечто не очень приятное или похвальное, и Домино нетерпеливо спросил:

– И давно они у тебя?

– Один с моих одиннадцати лет, я тогда потерял младшего брата в пожаре, был одинок как волк, а с ним стало повеселее. Второй с двенадцати. Третий появился только в прошлом году. Скажем так, в случае с первым я приложил определённые усилия, чтобы между нами завязалась дружба, и тебе тоже не стоит ждать, пока что-то само свалится тебе в руки. За всё, что происходит вокруг него, человек всегда отвечает сам. И за удачи, и за беды.

– Понятно, мамочка, - закатил глаза Домино и решительно встал.
– Ладно, ты медленно, но верно превращаешься в занудного учителя. Пошли, что ли, к моему отцу?.. О, кстати, ты так и не ответил на один мой вопрос. Твоего папу убил агент МД?

– Да, наш давний враг. Вечные контры всегда во что-нибудь выливаются подобное, - Рэкс тоже поднялся.

– И как? Вы ему за это отомстили?

– В мести нет особого смысла, Домино. Она уведёт в порочный круг, из которого потом не выберешься. В такой круг в своё время вступил мой род, начав изживать другой род из МД, и теперь, когда со смертью отца в нём наконец появился просвет, я не намерен обратно восстанавливать его целостность.

– Вот как. Агенты ГШР все такие благородные? У вас, кажется, это в Кодексе написано?
– ехидно спросил Домино и, не дав Рэксу ответить, продолжил: - То есть убей он твоего лучшего друга, ты бы всё равно ничего не сделал?..

Рэкс опять задумался на несколько мгновений, потом с чувством замотал головой.

– Твой лимит по ставящим в тупик вопросам на сегодня исчерпан. Пошли.

Усмехаясь, Домино надел свой плащ, впервые за последний час ощутив холод, сунул руки в карманы и первым двинулся в сторону того дома, из подвала которого он сбежал утром от своих кузенов. Рэкс степенным и чётким шагом следовал за ним.

Летняя ночь была усыпана звёздами. Поглядывая на них, Домино вспоминал Азата - своё кривое отражение в зеркале войны - и всё гадал, встретит ли его ещё хоть когда-нибудь.

* * *

В течение следующих трёх лет своей ещё относительно безоблачной жизни Домино нет-нет да возвращался мыслями к произошедшему между ним и Рэксом разговору, а заодно и к Азату - оставшемуся в памяти неким олицетворением последствий той бойни, в которой ему косвенно довелось поучаствовать. Сама война кончилась уже к октябрю 2638 года, через шесть месяцев после того, как Генштаб принял в ней активное участие, и Мйоте оказались разбиты и рассеяны по всему Северу, почти без сил что-то противопоставить получившему такую поддержку клану Кирсте. Ходили ещё какие-то слухи об Отряде 417, но явной опасности они пока не представляли, и все наконец смогли вернуться по домам. Большая часть клана проживала в Бёрне, остальные ушли на земли других, более мелких семей и племён, к которым принадлежали ранее, а Домино с радостью переступил порог родного дома, выбрасывая из головы всё так или иначе связанное с войной.

Первые пару лет он прилежно учился и приглядывал за подрастающими сёстрами, но потом, в последний год школы, вдоволь наслушавшись оскорблений от недолюбливающих зачинщиков войны одноклассников, начал вновь задумываться о будущем и о том, как будет стоять за себя с такой "именитой" фамилией.

В один из зимних вечеров он пришёл с этим вопросом к отцу. Тот, невысокий и немного грузный для своей расы ярко-рыже-волосый аурис с когда-то поломанным и неправильно сросшимся носом, сидел за столом в своём кабинете, святая святых их дома, переступать порог которой, кроме него, разрешалось одному только Домино, и что-то хмуро читал на экране.

– Отец, можно спросить?
– шагнул в комнату Домино.

– Спрашивай, сын, - в тон ему отозвался Айваз, закрывая документ и поворачиваясь в его сторону.

– Ты задумывался, куда мне идти после школы?

– Да куда хочешь. Лучше всего в Академию ГШР. Там к тебе будут добрее, чем на гражданке.

– Я в принципе-то не против, - Домино присел на краешек дивана у стены.
– Но туда ещё поступить надо. А что я из себя представляю? Я банально физподготовку не сдам.

– Сдашь, - усмехнулся отец.
– У меня есть там хорошие знакомые, возьмут по рекомендации.