Лирика
вернуться

Аргези Тудор
Шрифт:

МОНАСТЫРЬ

День уснул на ветках сизых. Снега белого белей, Прикорнули на карнизах Вереницы голубей. Дремлют, схожи с веерами, Крылья сложенные их. Ошалевший в птичьем гаме, Праздник троицы затих. С онемевших колоколен, Вслед за гибелью зари, Тычась в россыпь звездной соли, Поднялись нетопыри. Месяц ткет неторопливо Лунных птиц на простыне, И глаза твои, как сливы, Влажным блеском светят мне. Меж растений в пестрых вазах Бьют часы — волшебный бой! Словно горсточку алмазов Раскололи над тобой. Вот он час ночной, крылатый! После будничного дня Счастье свет голубоватый Проливает на меня.

КАРАНДАШНЫЙ НАБРОСОК («Ступив на мостик шаткий…»)

Ступив на мостик шаткий, Лукавых дум полна, Широкой юбки складки Приподняла она. И ручеек ресницы Потупил сам не свой Пред спелой, как пшеница, Девичьей наготой. Домой спешит красотка, А мост над ручейком Качается, как лодка, Скрипит под каблучком. Уймись, мосток нескладный, Стань лебедем под ней, Легко бесценный клад мой Неси через ручей. Я на берег зеленый Любимую сведу… В тоске неутоленной Ее, как хлеба, жду. Стою в бузинной чаще И вижу сквозь кусты: Голубизне, висящей На кончике звезды, Шлет поцелуй подружка, Сокровище мое… О гнезда и ракушки, Молитесь за нее!

ОБИДА

Девушка, не в мраморе паросском, Не в граните вековечных скал — Я в земле румынской отыскал Твое тело, пахнущее воском. Я нашел тебя в прохладной глине, В рыжем крутояре над рекой, И размял умелою рукой То, что примет образ твой отныне. Для зрачков я взял цветы вербены, Для бровей — пионов лепестки, Для ресниц — колючие ростки Трав, обрызганных соленой пеной. Вдохновляясь амфорой античной, Стан лепил я, чудо красоты, Замедляя жаркие персты На окружьях груди эластичной. Не мечтая о большом, о многом, Я одним желаньем был томим, Чтобы стала трепетом твоим Сладость мук, дарованных мне богом. Девушка, хоть мы теперь едины, Но тебя навек я потерял. Почему, когда тебя ваял, Для горшков я не оставил глины?

ОСЕНЬ

Опять пустынным парком бредем мы, как бывало, Охапки листьев осень в аллеях разбросала. У старого фонтана, где ангел поднял чашу, Садимся молчаливо мы на скамейку нашу. Рука ее тихонько скользнула мне на плечи, Но сердце бьется ровно, ему ответить нечем. Уйдя в себя, на ощупь, как музыкант незрячий, Напев найти хочу я, что навсегда утрачен. Глаза ее глазами хотел бы приласкать я, Но взгляд не оторвется от легких складок платья; Хочу погладить пальцы — трепещущие птицы,— Но не дано и в четверть моим желаньям сбыться. Кровавых тучек стадо закат сгоняет ранний… В глазах ее сверкнули слезинки пониманья. Обнять бы, поцелуем ее утешить, что ли… Но с плеч покатых руки упали против воли. А мне ведь так хотелось, как прежде, в час заката, Губам любимым лоб свой подставить виновато И снова вызвать к жизни, хоть на одно мгновенье, Лугов росистых свежесть и вешних вод бурленье! Но вот и ночь: желанной она была когда-то,— Теперь луна и звезды истерты и помяты, Как старое оружье, что над тахтой моею… И молча, как чужие, уходим прочь мы с нею.

МЕЖ ДВУХ НОЧЕЙ

В земле сырой жилище я выкопал лопатой. И только дождь снаружи. Лишь ветер бесноватый. Жилье себе я вырыл в подземной черной стуже. Лишь ветер бесноватый, и только дождь снаружи. Из хмурой ямы землю я выбросил в окно. За синею завесой в земле совсем черно. Земля у темных окоп, а если пригляжусь,— Вершину мира вижу, где плачет Иисус. Я долго прорывался, упорно, без конца — Сквозь каменные мощи небесного Отца. Сквозь все тысячелетья спустился я с вершины, И стал внезапно страшен в земле приют пустынный. Я вновь хотел подняться, преграды превозмочь… Звезда сияла в небе. Чернела в небе ночь.

НАДПИСЬ НА ДВЕРИ

Когда уходишь, — пусть, как блеск кольца, Твой добрый рок все время будет справа. Но помни: колебанье, страх — отрава. Шагай сквозь бури. Бейся до конца. Когда приходишь, — радуй, смейся, пой. А горе не вноси, брось на пороге. Здесь — твой народ. К нему твои дороги. Да будет светел дом священный твой!

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Познать, преодолеть осталось так немного, Пути сближаются, ты только приглядись,— Тропинки, просеки и темная дорога, Как спицы в колесе крушащемся, слились. Такой же аромат вдыхали мы когда-то. Цветы минувшего, сияя, расцвели. Уже редеет мгла, и чуть зеленоватый, Прозрачный неба край виднеется вдали. Но что же впереди? Ужель покой пустыни? И это наша цель, к которой мы придем? Путь долгий позади. Над нами купол синий, И ширь зеленая раскинулась кругом. Вот постоялый двор, — он манит и тревожит, Там пенье и вино, там полог и кровать… В волнах волос твоих потонем мы, быть может, И будем на огне томительном сгорать. Нет, время растоптав, скорей промчимся мимо, Нет, только в вечности наш завершится путь. Храни свой поцелуй, чтоб в миг неотвратимый Его волшебный яд земле сполна вернуть.

ПРОКЛЯТИЯ

По нивам, по зарослям едкой цикуты Они доползли до опушки лесной. Они доползли в роковые минуты, Когда все вокруг озарилось луной. Вот голос их сердца, подслушанный мной. Пускай превратятся в руины, в огнища Хоромы и храмы, сады и кладбища. Пускай города превратятся в пустыню, Покроются солью и горькой полынью. Пусть море иссякнет и высохнут реки, Пусть солнце над вами погаснет навеки, Чтоб зори померкли, чтоб звезды ослепли, Чтоб ветер безумствовал в гари и пепле. Пусть тучи растают, и дождь не прольется, И желчью нальются пруды и колодцы. Пусть вороны вьются голодной оравой Над падалью вашей оплеванной славы. Пусть в золоте, спрятанном в тайные ниши, Плодятся мокрицы и жадные мыши. Пусть черви и моль пожирают, жирея, И мантии ваши, и ваши ливреи. Пусть плесенью и паутиною липкой Покроются струны гитары и скрипки. Сдыхайте не сразу, пусть ваша хвороба Мучительно долго влачит вас до гроба, Чтоб вы, не избегнув заслуженной дани, Испили до капли всю чашу страданий. Пусть время вас хлещет свинцовою плетью, Пусть кажется час вам длиннее столетья. Пусть волны немыслимо долгих мгновений Пронзят ваше сердце, застывшее в лени, И, сами на грани стремительных странствий, Рассеются в вечности, сгинут в пространстве. Пусть голод вас крючит и жажда вас мучит, Пускай ваш язык изъязвит и распучит, Чтоб, выпав из глотки тяжелою плахой, Искал он плевок среди пепла и праха. Пусть будет, когда не найти ни росинки, Питьем вам моча из копытной тропинки. Пусть каждая слива, спаленная зноем, Во рту растечется не соком, а гноем. Пусть небо низринется бомбами града И гонит вас по полю, гонит, как стадо. Пусть камни рассыплются в щебень, в осколки И в тело вонзятся вам, словно иголки. Кто ж рухнет на землю, покоя моля, Пусть дрожью дрожит под проклятым земля. Тебя ж, покровитель злодеев и выжиг, Кляну, чтоб ты гнил, начиная с лодыжек, Чтоб мозг твой разросся, а жирное тело В пуховых перинах стократ растолстело, Чтоб ноги и брюхо слились воедино, Чтоб весь ты расплылся, как жидкая глина. Пусть каждый сустав твой, охвачен гангреной, Терзает и жжет тебя попеременно. Пусть левый твой глаз, превратившийся в точку, Моргает, не видя сквозь тьмы оболочку. А правый пусть вылезет вон из орбиты, Огромный, недвижный, безумно раскрытый. Пусть ярость тебя и трясет и корежит, Но вырваться словом из горла не сможет. Ори, надрывайся, неистовствуй, чтобы На землю упасть, задохнувшись от злобы. Тебе я желаю, изнеженной твари, Чтоб спал ты в бреду, пробуждался в кошмаре. Чтоб в печень впивались каленые пилы, В носу твоем пело, а в ухе вопило. Чтоб зубы полопались с треском и громом, И пища застряла в кишечнике комом, И каждый твой вздох превратился в зловонье, Чтоб люди бежали, шарахались кони. Чтоб все твое тело покрылось горбами, Чтоб мерзкий язык твой повис меж зубами. Чтоб язва на язву и чирей на чирей Садились на шее и кровоточили. Чтоб мозг иссушила бессильная похоть, Чтоб сил не хватало ни ахать, ни охать. Пусть мертвые встанут, пусть грозной толпою С шипеньем и лязгом летят за тобою И к праведной мести зовут в исступленье За войны, за казни, за все преступленья.