— Но ведь и Натэлла то же самое.

— Ты считаешь, дети вообще не говорят «не знаю»?

— Мне, во всяком случае, не приходилось этого слышать от детей дошкольного возраста.

— Как ты думаешь, почему? Это задевает их самолюбие? Или воображение заменяет им знание? Может, они еще не знают, что бывает «не знаю»? Или считают, что спрашивают для того, чтобы отвечали?

Андрей слышал этот разговор и понял его так, что он, Андрей, очень хорошо отвечает на вопросы. И теперь старался еще больше.

— Почему днем светло, а ночью темно?

— А-а, я знаю, даже загадка такая есть: корова черная и корова белая. Вот почему.

— А почему вода в реке течет?

— Потому что надо людям купаться.

В этой безмятежности было только одно больное место — когда он видел на голове Любки выстриженные волосы. А Любка, как назло, любила хвастаться и выстриженным на темени кружком, и тем, что Андрейка чуть не убил ее.

Во все же остальное время ничто не нарушало наступившей спокойной полноты существования. Натэлла не только играла с Андреем, но и слушала, что он скажет. Андрей знал, почему это. Потому что он очень многое знал. Девочка, правда, умела читать. Но за лето она разленилась и читать не хотела — разве что когда учила Андрея.

Андрей никогда не признавался, что не помнит той или другой буквы, говорил первое, что приходило в голову, и был уверен, что говорит правильно. Это не очень-то способствовало обучению. К тому же у него было фантастическое убеждение, что буквы означают иногда одно, а иногда другое, и он был так в этом уверен, что и Натэлла поддавалась ему.

— Я видел одно место, — говорил он, — там совсем по-другому.

— Не выдумывай, Андрей! — вмешивалась Черная мама.

— А что, он не так уж не прав, — посмеивался Белый папа. — В латыни это будет по-другому.

И Натэлла еще больше верила Андрею — хоть он и не умел читать, зато знал такое, чего не знали ни Натэлла, ни мама, а знал только папа.

Когда дачники стали собираться к отъезду, Андрей сначала очень удивился. Лето, сколько он помнил, огромное время, и Андрей никак не думал, что оно вдруг кончится. К тому же это не было настоящей правдой: лето еще даже и не кончилось. Но Белый папа сказал, что каникулы прошли, и пора им уже уезжать, потому что работа не ждет.

Андрей было заволновался, но оказалось — до отъезда еще несколько дней, и еще Натэлла сказала, что на следующий год они опять приедут. Андрей и Натэлла придумывали, что они будут делать в следующий год, и было очень интересно, так что Андрей даже ждал с нетерпением отъезда, после которого уже наступит новый приезд.

Но когда он пришел утром и увидел чемоданы, и голые кровати, и лицо Натэллы, полное спокойного веселого ожидания, и серенькое платье, которое ей не разрешали мять и пачкать, и увидел свои обыкновенные, каждодневные штаны, он вдруг ясно понял, что она — уезжает, а он — остается. Натэлла будет ехать в повозке на станцию и дальше на поезде в самый город, а он останется здесь. Эта мысль была обидна, и он убежал. Он убежал в лес, но никто на этот раз за ним не пришел, и он вернулся сам — вернулся словно в начало лета, когда они еще не играли так хорошо с Натэллой и она не прислушивалась, что скажет он. Это было даже хуже, чем начало лета, потому что тогда девочка только приехала, а сейчас уезжала.

Натэллу очень занимали картинки в подаренной ей на дорогу книге. Она читала по фразе, по полфразы, по слову и тут же показывала прочитанное на рисунке:

— Видишь: жили-были… Вот — кругленькое… а это хвоштики… видишь — братики…

Но Андрей в книгу не смотрел. Он стоял возле Натэллы, не поднимая головы.

— Ну, кажется, едут! — быстро выпрямилась Черная мама, и Натэлла, уронив книгу, кинулась к окну.

— Андрейка, приехали! — крикнула она.

Но Андрей, вместо того чтобы броситься к окну, побежал из комнаты.

— Где же Андрей? — спросил Белый папа, погрузив вещи. — Сейчас, мы только посмотрим Андрея.

— Поскорее! — предупредила Черная мама.

— Андрейка, мы уезжаем!

Белый папа и Натэлла прошли за дом, заглянули в коридор к Андрею.

— Андрейка, где ты, мы уезжаем!

Его нигде не было.

— Папа, Натэлла, некогда! — крикнула Черная мама.

Уселись. Повозка, сильно качнув, выехала на дорогу. Любка и Зойка, махая руками, остались у дома.

— Н-но! Пошли! — щелкнул кнутом возчик. Лошади напряглись, коляска задребезжала сильнее.

— Ой, — сказала Натэлла, — чуть мишка не полетел!

В это время Белый папа, сидевший спиной к лошадям, показал на дорогу.

По ней изо всех сил бежал босоногий мальчик.

— Андрейка, мы уежжаем! — закричала Натэлла и, поддерживаемая отцом, приподнялась и замахала.

Но Андрей не махал. Он теперь остановился. Его уже плохо было видно. Он стоял на дороге как вкопанный, с поднятым смутным лицом.

Скоро и вовсе мальчик слился с дорогой — там, куда уходила своим длинным, сходящим на нет концом стена непроглядного леса.