– Это как? – изумился Ваня.

– А вот слушай… Забавные в жизни бывают случаи и самый главный юморист это сама жизнь … Хозяйка Василия, Александра Никифоровна, была женщина обстоятельная, за сто с лишним килограммов. И вот, Ваня, хоть и говорят, что ожирение болезнь, но ведь, положа руку на сердце, скажи, а много ли ты видел в своей жизни плохих полных людей. Не знаю почему, но, в большинстве своём, это добрые и отзывчивые люди. Среди котов тоже самое, всё-таки братья Ваши меньшие…. Вот и Василий с Александрой Никифоровной были существами отнюдь не худыми, но добрыми и жили душа в душу. Их маленькая уютная квартирка была маленьким раем для этих двух замечательных существ, но как и всё рано или поздно, постепенно начала приходить в негодность. Красивые некогда обои выцвели и пожухли, краска на потолке начала трескаться и отходить. А тут как раз , Александре Никифоровне подруга на работе все уши прожужжала о двух замечательных, аккуратных, все могущих малярах, Работают, говорит, быстро и качественно, да и цены адекватные. Случились тут майские праздники. Александра Никифоровна засобиралась на дачу и решила – впереди три дня, вот за эти три дня ребята, пока она на даче, и успеют все сделать. Договорились о сроках и цене. Наутро , наши красавцы уже стояли перед дверьми с кистями , вёдрами и неуёмным желанием творить добро… за деньги…. Александра Никифоровна показала фронт работы – восьмиметровую кухню и коридор и благополучно убыла в направлении дачи. Только закрылась дверь за хозяйкой, наши герои, Вадик и Леха, критично обошли её квартиру, поцокали языками, обсудили качество ремонта предыдущих поколений маляров, покурили, попили чай и не спеша принялись за дело. Правда, господа художники совсем упустили из виду, что в квартире остался третий – самый главный герой – кот Василий, которому недавно провели кастрацию, отчего он был вял и грустен – то ли так стресс переживал, то ли грустил об утерянном органе. В связи с жарой и полученной психологической травмой, хозяйка решила оставить кота дома. Так , что Василий вялым половичком лежал на балконе и дремал ни на кого и ни на что не обращая внимания, размышляя о подлости нежно любимой хозяйки и будущем мира, лишённого его яичек…

К полудню приехав на дачу, Александра Никифоровна занялась своими любимыми флоксами – цветы, как любовницы, чем больше вложено, тем больше радости , особенно другим. Медитация на грядках была преррвана самым бесцеремонным образом телефонным звонком из Москвы. Звонил Вадик, который дрожащим голосом поведал Александре Никифоровне, что ремонт в её квартире трагически прервался и они с Лехой находятся в больнице – один в травматологии со сломанной рукой, другой в неврологии с сотрясением мозга, а кот Василий пал смертью храбрых. Вадик предлагал приехать за ключами в больницу и слезно просил дать немного денег в долг, так как они не москвичи и страховых полисов у них не имеется…

Действительность оказалась еще ужаснее. Приехав в больницу, Александра Никифоровна узнала, что один из маляров лежит в травме с переломом руки и ушитой рваной раной мошонки. Второй пребывает в неврологии с легким сотрясением мозга, обширной гематомой лба и ожогом промежности .

Что же случилось на самом деле? Оказалось, жара этого мая сыграла с малярами злую шутку. Верхний и без чердака двенадцатый этаж Александры Никифоровны раскочегарил кухню почти до пятидесяти градусов. Маляры, недолго сумняшеся, разделись догола, и, засучив носки, принялись за работу. Вадик стоял на стремянке и увлеченно красил потолок. Василий, загрустивший, было в одиночестве, выполз на кухню, посмотреть, чем же там заняты новые обитатели квартиры. Сложно сказать, чем покорили кота болтающиеся над головой Вадимины чудеса. Либо Василию было грустно и до боли обидно несправедливого лишения собственных причиндалов, либо в нем проснулся тот маленький игривый котенок, которым он раньше был – это так и останется загадкой. Но азартно вскочив по ступенькам стремянки, он вцепился в болтающийся над ним предмет. Душераздирающий крик и последующее падение, стали результатом Васиного прыжка. К несчастью сам инициатор художественного полета пал смертью храбрых, оказавшись в самом низу – под упитанным Вадиком, белилами и стремянкой.

В это время Леха сидел в туалете, курил и тщательно изучал свой любимый журнал «Флирт». Текста там практически не было, только номера телефонов и голые дамы. Услышав истошный крик за стеной, он бросил бычок в унитаз между ног. К сожалению, до этого Вадим слил в унитаз бензин, которым мыли кисточки. Бензин, соответственно, мгновенно вспыхнул и Леха с обожженной промежностью, голося нечеловеческим голосом,, выбил лбом закрытую дверь. Результат последнего прыжка Василия был ужасен – двое искалеченных маляров и собственная мученическая смерть. Старина Фрейд был бы безусловно счастлив. Его видение человеческой жизни через призму генитальных игр лишний раз нашло подтверждение в этом небольшом эпизоде Божественной комедии, которую представляет вся наша жизнь…

Самое смешное, Ваня, что я столкнулся с Василием в коридоре, когда его упирающегося и орущего тащили на Страшный суд. Обвинитель упорствовал в его очевидном самоубийстве на почве психотравмы, а защитник особо не сопротивлялся. Учитывая, что кошачий рай в этом случае ему не светил, пришлось мне выступить в его защиту. Василий уходя гордо заявил : - Хорошо, что ещё не обвинили в гомосексуализме… А то – кот-гей! Каково ! ..И это с безупречным прошлым Казановы! Впрочем, я доволен! Влачить жалкое унылое существования от лотка к миске и дрыхнуть сутки напролёт! Нет! Разве ты бы хотел такого друга! А так, кто скажет, что это унылая и грустная смерть!... Ну, что здесь говорили на счёт жизни вечной, или это не про половую…

И, Ваня, тут я лишний раз понял, что уныние – самое большое из зол. Ощущение, что жизнь загнала тебя в тупик – это лишь твоё личное ощущение и далеко не всегда это правда, часто это лишь оправдание собственной слабости и лени, неверия в Отца и ценность своей жизни…..

Глава 12. В которой Фил отправляется навестить ушедшего в мир иной старого друга , а автор рассуждает с читателем , почему порою после посещения кладбища устанавливается мир в душе.…

Как сказал одни остряк, только на кладбище возможны «свобода, равенство и братство» и то под землёй, добавит внимательный читатель, глядя на это тщеславие обращенное в мрамор - разнолесье памятников всех форм и размеров, торчащих из земли. Внутри каждого из нас, у кого глубоко внутри, у кого на поверхности есть своё маленькое кладбище, заселённое всеми теми людьми, кого он любил, кто навсегда останется рядом с ним. Время нещадно стирает их черты и мы порою перебираем старые фото, чтобы освежить эти незаживающие раны, но их незримое присутствие всегда ощутимо и отдаёт глухою болью, которая с годами немного притупляется, но не может исчезнуть никогда, переходя из физической в фантомную. И каждый пытается научиться жить с этим прекрасно понимая, что это всё равно невозможно… Тут свой особый мир и это чувствуют все. Смерть сочувственно кладёт руку тебе на плечо и внезапно замолкают дети, заинтересованно и испуганно глядя на теснящиеся надгробия, уважительно-тихо поют птицы, словно боясь потревожить усопших, как будто понимая состояние близких, пришедших на безмолвное свидание . Здесь все доброжелательны друг к другу, словно объединённые общим горем. Это странное место, где запах смерти со временем переходит в утешительное ощущение вечности, где материальные свидетельства смерти рождают неугасимую уверенность в отсутствии неизбежного конца, в обязательное предвкушение будущей встречи.

Особенно хорошо на кладбище осенью, когда ностальгически грустный настрой природы и человека так удачно совпадают. Золотое покрывало осеннего багрянца неспешно рассыпается искорками отдельных листьев, кружащихся в неспешном замысловатом хороводе . Распахнутые пятерни клёнов неторопливо качаются в отражённом лужами голубом небе, откликаясь на шаловливые заигрывания осеннего ветра. Природа причудливо драпирует серый гранит надгробий , скрашивая строгую угловатость и прямоту линий обелисков, смешиваясь с вызывающе-кричащей неуместностью искусственных цветов, окрашивая в светлые тона разлитую по дорожкам печаль, деликатно намекая на обязательную возможность грядущего воскресения. Осень всегда уместна в этой юдоли слёз и печали. Она не раздражает искусственным и неуместным здесь радостным оптимизмом буйного цветения, не так тяжела одуряющей духотою лета и не так страшна безысходным одиночеством скрывающего всё савана зимы, когда так остро ощутим трагический надрыв разорванной любви близких друг другу людей. Осень камерна и комфортна, она утешительна в своём понимании и сочувствии к горю остающихся пока в этом мире…