Простые женские вопросы...

Что-то в этой женщине было не так... Время неумолимо и безжалостно раскрашивало кракелюром морщин когда-то безупречное лицо. У красивых женщин всегда первым стареет лицо, услужливо подсказала память. Да, лицо, а ещё обвисает грудь и ягодицы, целлюлит становится до боли родным словом,а живот начинает соревноваться с задницей в красоте округлых линий. Кто сказал, что женщину красят годы, что девушка и женщина - две разные ипостаси одного прекрасного существа? Враки всё это! Хочешь того или нет, но с увеличением груди с годами зона декольте уменьшается в геометрической прогрессии. Ну, у адекватных людей. Морщины ведь , как земля во время засухи, хочешь или нет, но незаметно покрывают и эти места гордости и шаловливого торжества. Сколькими мужчинами спонтанно овладевало неизлечимое косоглазие при виде этих божественных персиков, игриво выставленных на витрине в рекламных целях! И где они сейчас, эти лупоглазые красавцы? Мужчины, как года, уходят неспросясь в неизвестном направлении, оставляя после себя боль сожаления и слабую надежду, что может быть это ещё повторится... Повторится, когда-то,но не с тобой, услужливое подсознание навязчивым эхом упорно портило настроение... Да, и губы! Точно! Ей совсем не нравились губы этой женщины. В молодости не нужна помада. Круговое движение язычком и влажные губы обеспечивают тот убойно-термоядерный sex apil, который сбивает с ног и спустя десятилетия отзывается бессонными ночами и спонтаной эрекцией под одеялом у всех, попавших в зону поражения. Помада совсем не нужна, она лишь придаёт эффект дешевизны и пошлости с привкусом продажной любви. Иное дело зрелые женщины. Здесь помада, как костыли для убогого. Без неё ты будто раздета и не можешь выйти никуда. Красота покрашенного искусственного яблока, где отсутствие аромата свежести компенсируется вызывающе яркими красками, с ощущением близости профессионального сводника, расхваливающего свой товар узкому кругу специфичных клиентов. Это так сексуально! Не красиво, а именно сексуально! Красота увяла, осталось нечто, именуемое среди прилично-интеллигентных людей этим словом, облегчающим принятие таких слов как года и старость... И ещё волосы... Безупречно-элегантная причёска этой женщины почему-то раздражало. Было в этой безупречной гармонии что-то от искусственных цветов, таких же идеально-красивых и безжизненных. Непоколебимость памятника с холодом молчаливо-равнодушного мрамора, вызывающе-гордо стоящего над трупом и не имеющего к нему никакого отношения. Воспоминание услужливо напомнило ей собственную роскошную гриву школьных лет. Эти мягкие, головокружительно пахнущие волосы, которые и после ночного барахтанья в кровати были прекрасны, были безупречно красивы и были живыми. Парикмахерские с мелированием, завивкой, укладкой сделали из волос этой женщины стог соломы, который лишь по недоразумению ещё называли волосами. Это были остатки её прошлого, забальзамированные и тщательно уложенные, как гримируют труп, для того, чтобы расстроенные родственники могли смотреть на всё это без содрогания. Вот, что вызывало в ней глухое раздражение при виде этой женщины, вот, что было каким-то неуместным и нарушающим гармонию...И ещё глаза...Глаза - резюме человека. Они скажут всё, даже то, что ты не произносила вслух сама. Всё остальное шелуха и суета духа, созданное может быть для того, чтобы украшать или скрывать эти бездонные колодцы души. Глаза этой женщины были мертвы. Мертвы уже много лет. Горящие глаза юности гаснут быстро. Жизнь - лучший пожарник. Она умудряется гасить огонь, возле которого мы греемся, порою всю жизнь. И плевала она на все наши желания и потребности, непонятно как решая всё за нас . И только мы сами можем пытаться сопротивляться этому, ведь если огонь гаснет - наступает тьма. Когда тухнет огонь и они застывают в холодном равнодушии всепонимающей старости, на помощь приходит косметика. Паралитик может быть красивым и привлекательным твердит она. И тонны туши, накладные ресницы, татуаж и все остальные ухищрения стараются убедить нас и окружающих, что мы ещё живы, молоды и местами красивы. Но главное потеряно, и бестолку бегать, словно Диоген, днём с факелом крича ищу человека, молодость не вернёшь. Это потеря из числа невосполнимых. Её не заменит машина и колье, любовник с причитающимися аксессуарами и зависть в глазах подружек. Неосязаемое нечто , нагло растворившееся в призрачной дали прошлого с билетом в один конец, лукаво смотрящее на твои величавые барахтанья в застывшем янтаре сегодняшнего дня, и заключающее ставки с судьбой на твои адаптивные возможности... Нет, глаза этой женщины определённо не нравились.... И вдруг, в глубине этих глаз появилась до боли знакомая усмешка, которая всю жизнь помогала преодолевать все гадости и подлости мачехи-судьбы, ведь несмотря ни на что надо было жить. И эти глаза ожили, в них загорелась та самая упрямая и наглая искра жизни, которая не угасала никогда. Она оживила замершую напротив жещину, озаряя лукавой улыбкой угрюмую тесноту зеркала, зеркала , стоящего напротив. Две женщины синхронно улыбнулись друг дружке, а чего горевать, ведь впереди ещё время длиной в целую жизнь, жизнь, которая начинается только сегодня...

Сон Пупкина

И снился Пупкину страшный сон... Будто собрались все знавшие его близкие и не очень и даже просто откровенные зеваки в каком-то странном здании очень похожем на старую католическую церковь, со множеством скамеек, заполненных людьми, и странным сооружением в виде цилиндра с поручнями посредине. Стоять на нём невозможно, надо постоянно перебирать ногами, чтобы не свалиться, держась при этом за ржавые металлические поручни...

За старым, мощным дубовым столом восседала его давний критик Вера Степановна со стопкой его, Пупкина , произведений и что-то вдохновенно писала... И понял Пупкин, понял с какой-то холодной отчуждённостью, что это его сейчас будут судить, по всем делам его литературным... И заплакал, и больно стало ему от собственного бессилия и осознания общего непонимания его, Пупкина, душевных терзаний... Соскочил он с этого пытательного снаряда "писатель на колесе" и дурным голосом заорал:

" Ну, собрались, вурдалаки! .. А самого-то главного и не ведаете, судьи хреновы!.. Как меня судить-то можно!.. Ведь вот, пишу... А разве , скажите на милость, возможно всё время золотые орешки лузгать и брильянтовые произведения на гора выдавать?! Ведь сам знаю, что на одну приличную вещь - десять всякого говна выходит, самому читать стыдно... А ведь ещё жить надо, да и покупают всё подряд... Вот и скажите, что с этим добром делать, выбрасывать али нет... А ведь иной раз возвращаешься к этому самому дерму и вроде как из него приличную вещь делаешь... Но кто оценит это кроме меня самого! Кто? Вы, Вера Степановна, которая по своему косноязычию двух слов связать не можете и слово "гений" с тремя ошибками пишете, плебс наш доблестный, который кроме диалогов ничего не читает и авторские отступления за пустые пробелы считает и который вот это моё самое неудавшееся литературное говно за гениальные пассажи почитает?.. Кто судьи эти?.. Ведь тогда во всех собраниях сочинений надо бы безжалостно удалять все черновые варианты и откровенно слабые вещи, дабы автора не позорить - и, глядишь, от стопки томов останется тонюсенькая книжица!.. Вроде бы и так! Так нет... Иной автор за гениальную вещь считает то, что в здравом уме и на трезвую голову ни одна б...дь читать не будет. Наоборот, то, что случайно не выкинул или не сжёг или друг-пидераст сохранил, остаётся на века его драгоценным "золотым творением" , классикой жанра и предметом любования старых дев, а он, автор, застрелился бы сразу коли узнал об этом... Так кто же на самом деле судья беспристрастный и честный?... Эх, ВЫ!.." И он горько-горько заплакал, размазывая слёзы и сопли по лицу руками, испачканными чернилами и непосильной работой...

На этом Пупкин внезапно проснулся на мокрой от слёз подушке и натужно чихнул, так как в носу оказался хвост пристроившейся рядом кошки... " Ну, и приснится же всякая дрянь," - неприязненно подумал он переворачиваясь на другой бок и натягивая стёганное одеяло на оголившийся зад... Впрочем, жизнь неумолимо текла вперёд не обращая на его , Пупкина, переживания никакого внимания...

Первый арбуз Атобоя

Уже двадцать минут он стоял возле этой горы арбузов и напряжённо думал... Вопрос выбора из одинаковых вещей не так уж и прост, как может показаться на первый взгляд. Вот любите Вы , например, блондинок, ну, или брюнеток, не суть важно, и построили их перед Вами в длинный ряд. Все , как на подбор, длинноногие, сисястые, жопастые, в общем, со всеми замашками супермоделей, смотрят на Вас , как перезрелая невеста на натянутое трико стриптизёра-Апполона, а Вы , бедняга, в ступоре - и та хороша и эта, а вон та, так вообще... И как это не парадоксально, ищите что-то особенное, пусть даже небольшой дефект, очаровательный изъян, выделяющий её изо всех. Убеждаете самого себя, что вот это лучше, потому, что особенное...

Гора арбузов в "Ашане" вызывала стойкую ассоциацию с картиной Верещагина "Апофеоз войны", только вместо воронов над арбузами фигуры высшего пилотажа исполнял рой мух. Первое название картины "Торжество Тамерлана" он заменил бы на "Торжество Ашана", а подпись «Посвящается всем великим завоевателям — прошедшим, настоящим и будущим» сменил бы на величественное "Посвящается всем покупателям - прошедшим, настоящим и будущим". Арбузы, как назло, были, как на подбор, и процесс выбора растянулся до бесконечности, грозя головной болью и снижением остроты зрения. Мозг безропотно принял аксиому, что в мире только одна форма - круглая, а цветовая палитра мира стала безальтернативно полосато-бело-зелёной. Он лихорадочно вспоминал все советы по выбору спелого арбуза и с беспокойством понимал, что это бесполезно. Это напоминало синдром медика-третьекурсника, который читая в учебниках симптомы разных заболеваний, с ужасом находит почти всё у себя.

Первое правило специалиста по выбору арбузов гласило, что он должен быть контрастно-зелёным, а не матовым , обязательно с жёлтым пятном величиной с детскую ладошку. Однако все арбузы и так были словно отполированы и с желтоватыми проплешинами нужного размера. Они были словно братья-близнецы, взращённые в инкубаторе, и по воле злодейки-судьбы закинутые в "Ашан" . Второе правило требовало провести перкуссию и пальпацию пациента. Спецы утверждали, что при пористой, спелой мякоти поколачивание даёт звонкий звук, а при стискивании ягоды шаловливыми ручёнками слышен то ли хруст, то ли потрескивание , что говорит о явной спелости предмета вожделения. Третье правило, попахивало приёмом у уролога, но было архиважным - кончик арбуза, то бишь плодоножка, должна была быть пессимистично сухой и жёлтой, грустно висящей сбоку в ностальгических грёзах о полевой жизни на бахче. Как на грех, все арбузы , вроде как, трещали, и отличались эталонными кончиками. Было правда, ещё одно специальное правило - зрелый арбуз не тонет, но отсутствие океана поблизости , перечёркивало на нет и этот аргументированный тест... В общем, что было делать непонятно. Он всегда чувствовал, что перепроизводство неизбежно ведёт в тупик. Любой человек, выросший в России, запрограмирован на другое. На дефицит и достать. Ему не ведомы муки выбора и консессуальная гармония определения необходимого в множестве. Он устроен подобно Гаю Юлию Цезарю - пришёл, увидел, взял. Всё остальное вводит нас в ступор, подобно Буридановому ослу, помирающему от голода между двумя кучками аппетитной соломы. К слову сказать, это Лейбниц очернил Жана Буридана, ведь душка Жан отстаивал немного иное , а именно моральный детерминизм, при котором человек, столкнувшись с выбором, должен выбирать в сторону большего добра, а это, согласитесь, немного иное... Тем не менее пребывание в ипостаси задумчивого осла возле кучи арбузов было налицо, но внезапно судьба сжалилась, видно и у неё бывает ПМС с разгулом меценатства, и послала ему спасательный круг в лице узбека в спецовке, суетливо торопящегося мимо. Есть у нас в жизни стереотипы, не меняющиеся с годами, типо, что все кавказцы разбираются в вине, что Индия родина цейлонского чая "Три слона", что в СССР не было секса, лучшие друзья девушки это бриллианты, а пришельцы через одного среди нас, особенно в Новый Год и другие праздники. Из этого же разряда генетическое убеждение, что любой , похожий на выходца из Средней Азии пирождённый экперт в дынях и арбузах, впитавший это с молоком матери. Посланца судьбы звали любопытным для носителей англицкой мовы именем Атобой. Нет , что это мальчик, а не девочка, А-то-гёл, было понятно сразу, ибо он целеустремлённо шёл в вино-водочный отдел. Атобой сегодня впервые вышел на работу в этот фантастический супермаркет. Для деревенского парня "Ашан" был почти храм, а посетители адептами этого божества. Слова кредитная карта, подземная парковка, настенный сканнер и другие, были словами из этой Библии и вызывали настоящий душевный трепет. Он в неведении первопосвящённого любил всех - и посетителей, и сотоварищей, одетых в такую же как у него форму, и даже охранников, которых по привычке побаивался и втягивал голову, проходя мимо. Услышав обращение к нему человека, с потерянным видом стоявшего возле арбузов, Атобой всеми фибрами души возжелал помочь этому поклоннику культа "Ашана", однако услышав просьбу сразу погрустнел. Дело в том, что выбирать арбузы он не умел, у него была редкая аллергия на них. После кусочка арбуза, глаза у него совсем заплывали, нос превращался почти в хобот, а ярко-пунцовые уши становились похожими на крылья маленького махолёта. Так что арбуз был для него запретным плодом, к которому, в отличие от приснопамятной Евы, его совсем не влекло. Так они и росли он отдельно, арбузы отдельно. Однако горе и отчаяние обратившегося были столь неподдельны и искренни, а уверенность в том, что Атобой присланный спаситель столь абсолютна, что у Атобоя язык не повернулся сказать что-то против. Атобой начал лихорадочно вспоминать, как они семьёй ходили на рынок и как старшие выбирали эти самые арбузы. С каменным лицом он несколько раз прошёлся вокруг кучи арбузов, как бы оценивая наличие того, на что он может обратить своё благосклонное внимание. Потом вытащил из кучи арбуз и сразу положил его на место, досадливо крякнув, так всегда делал отец. После перебирания ещё четырёх, Атобой отложил один и стал придирчиво рассматривать его со всех сторон. Достал тряпочку из кармана, которую использовал в качестве носового платка, и тщательно обтёр арбуз со всех сторон. Затем начал постукивать по арбузу, скорчив при этом скорбно-напряжённую мину, вслушиваясь, точно счастливый отец у пуза со своим ребёнком. Он даже приник к арбузу и замер на некоторое время. После этого, он крихтя поднял его на плечо и посдавливал, что-то бормоча себе под нос. В заключении он игриво постучал пальцем по хвостику и одобрительно крякнул. Посетитель с разинутым ртом смотрел на всё это представление, уважительно не дыша и восхищённо переминаясь с ноги на ногу. Атобой гордо выпятил худую грудь и , довольный собою, покровительственно похлопал по выбранному арбузу. "Хорошо!" Он был довлен собой, два класса он ходил в театральный кружок в деревенской школе и никогда не думал, что те навыки пригодятся и вот... Довольный посетитель достал из кармана десятку и попытался всучить её Атобою, но тот гордо отказался и вразвалочку пошёл к вино-водочному отделу, внезапно вспомнив про свою проблему. Сегодня был его первый день, и как ему объяснили, необходимо было проставиться. Денег было в обрез и знакомая узбечка посоветовала купить бутылку водки. Атобой почесал затылок, и внезапно принял решение. Он догнал посетителя с арбузом и на ломанном русском языке попросил его выбрать водку, Вы, мол русские, умеете её выбирать... Вот уж где настроение насмешницы-судьбы значительо улучшилось, или она заранее знала обо всём этом. Атобою встретился трезвенник. Причем со стажем. В силу обстоятельств и здоровья он совсем не пил, но ситуация всегда возвращается в виде трагедии или фарса. Разыгранная комедия была не в пример слабее. Атобою были прочитаны названия всех этикеток и озвучены градусы, столь ласкающие слух профессиональных алкоголиков. Впрочем, быстро был решён жизненноважный вопрос объёма и ценового диапазона, а застрявшее в генетической памяти название завода "Кристалл" (вкупе с ценой) и вовсе сделало выбор простым и взаимоудовлетворительным для обоих сторон. Расставание двух друзей было в духе взаимной признательности и благодарственных излияний. Хихикающая судьба довольно потёрла свои ручки и благополучно исчезла в неизвестном направлении, видимо, делать счастливыми других...

Удивительно, но арбуз оказался великолепным, сладким и с небольшим количеством семечек, а у празднующих приём на работу Атобоя на утро голова болела весьма умеренно, видимо, водка тоже оказалась неплохой, как говорится совсем свежей...

Последняя стрела Робин Гуда

Робин Гуд откровенно скучал... Кто сказал, что борьба за сирых и убогих лёгкое дело? Какой добрый человек решил, что смерть задницей на колу, с мыслью о народном счастье, его искренняя мечта? Кому в голову пришла мысль, что он с детства мечтал стать лесником, жить в лесу, мыться два раза в год и выяснять отношения с медведем, чей мёд в этом дупле... С каждым годом набеги на сильных мира сего, охраняемых ноттенгемским шерифом становились всё опаснее и опаснее. Первоначальные гоп-стопы на шармачка, когда никто не ожидал , что из зелёных кустиков выйдет добр молодец и попросит уважаемых серов и их подружек по мадригалам снять так мешающие собирать грибы драгоценности и лишнюю одежду, благо на дворе лето, остались в далёком прошлом. По-грибы и ягодицы никто без внушительной охраны уже не выезжал, отмачивание тел в реликтовых озёрах сменилось на заплывы в дворцовых ваннах, воскресные базары переместились в ограды замков, а деньги для казны перевозились в сопровождении целой армии. Да и лесная жизнь имеет свои минусы. Стойкий запах лесного парфюма, делал лесных братьев узнаваемыми за версту. Сажать в камеру с таким считалось верхом мучительства и применялось лишь в исключительных случаях. У каждого в бороде водилось столько живности, что собственное мордование во время сна было не в диковинку, посему все, кроме охранения спали со связанными руками, а то побитые морды распугивали всех в округе. Да и у каждого появились свои благородные болезни. Так известный всем Малыш получил второе прозвище Ягоза, в связи с неравной битвой с геморроем. Кузнец был переименовен в странное техническое прозвище Метроном, в связи с почасовым беганием в кусты, давал о себе знать его хронический цистит с запущенной гонорреей, а повариха давно звалась Пеппи Длинный Чулок, так как из-за варикоза бродила с перебинтованными ногами. Сам Робин Гуд с трудом вспоминал последние половые игрища, в которых непосредственно участвовал, деревенские красавицы восторженно встречали лесных братьев с награбленным, но пересилить многолетний запах ничто не было в силах, поэтому они кокетливо избегали его объятий и недвусмысленных предложений показать вечерком на сеновале Большую Медведицу...

Внезапно Робин Гуд понял, что его миссия бездарно провалилась. Собственный народ стал совсем другим. Из работящего, честного, но угнетаемого народа, он превратился в вечно недовольного нахлебника, этакую молоденькую содержантку столетнего графа. Их ждали уже не как защитников и освободителей, а как вечных должников. Ждали когда они привезут награбленное - деньги, одежду, съестное. После этого неделю деревня пировало, деньги быстро исчезали, растворяясь среди крестьян и вот деревенские уже едут закупаться в замок. Он, Робин Гуд, превратил их в нахлебников, распределивщих наперёд его добычу. Испарилась и то волнительное чувство родства между ним. Улыбки стали фальшивыми, радость неискренней, а после дележа привезённого чувствовалось острое желание хозяев поскорее избавиться от гостей. Даже состязания стали пародией на прежние. Все фальшиво радовались и преувеличенно громко апплодировали. Его меткость уже никого не удивляла и вызывала лишь вежливые улыбки...