В Ейском укреплении Евдокима Алексеевича ждал подполковник, представитель России при ногайских ордах Стремоухов. Он уведомил о том, что Шагин-Гирей и Джан Мамбет-бей, как требовала депеша, предупреждены и явятся по первому требованию. Щербинину отвели натопленное помещение приставства, а его свита его и конвой расположились в караулках и палатках вместе с солдатами гарнизона.

Утром на переговоры прибыли правитель едисанцев и буджаков Джан-Мамбет-бей и новый ногайский сераскир Шагин-Гирей. В комнату высокого русского посланника, им хорошо знакомого, они вошли порознь. И это не осталось незамеченным Евдокимом Алексеевичем. Он переглянулся со своим секретарем и переводчиком Андреем Дементьевым. Стало ясно: разговор предстоит непростой!

– Я рад приветствовать ваше высокопревосходительство, – улыбаясь во все лицо, произнес Шагин-Гирей. – Вы многое сделали для моего народа, да не оставит вас милость Аллаха!

Шагин-Гирей, сполна вкусивший мед и яд власти, в двадцать лет назначенный дядей, Керим-Гиреем, ногайским сераскиром, ныне вновь занимал эту высшую военную должность. Но, судя по его усталому виду и холодному выражению глаз, проблем у ставленника русской императрицы снова было предостаточно.

А Джан-Мамбет, заметно одряхлевший и морщинистый, напротив, был разговорчив и спокоен. Только больше прежнего щурился, вероятно, слабели глаза. На нем щетинилась, во весь рост, просторная волчья шуба, скрывая ноги. И хотя в приставстве топили печь, ногаец не снял ни одежды, ни лисьего малахая.

– Я прибыл к вам, достопочтенные ногайские вожди, по поручению всемилостивейшей государыни Екатерины Алексеевны. Новые обстоятельства… – Щербинин умолк и проговорил внушительней: – Новые обстоятельства, открывшиеся нам в последнее время, связаны с будущностью дружественных нам орд и всей державы нашей. Мы знакомы давно, многажды встречались, и я надеюсь, снова найдем взаимопонимание.

Джан-Мамбет слушал не шевелясь, как истукан. А сераскир перебирал в руках черные агатовые четки и время от времени поправлял воротник своего верблюжьего кафтана. Он старался выглядеть приветливым, но внутренняя тревога не покидала его.

– Господа! Прежде всего, я хотел бы выслушать вас, – доверительно произнес Щербинин, поворачиваясь к правителю ногайцев и отдавая ему дань уважения как старшему по возрасту. Шагин возмущенно вскинул глаза, ухмыльнулся. Кровь бросилась ему в лицо. Наследственный хан посчитал себя уязвленным!

– Передай, Евдоким-эфенди, царице, что совсем плохо стало жить ногайцам, – выслушивая сбивчивую речь бея, подбирал слова переводчик. – Снега очень много, а корма для скота очень мало. Едисанцы и буджуки обеднели и испытывают голод. Нет ни хлеба, ни проса. От хворей много помирает детей и стариков. Мы не можем находиться в степи. Мы хотим переселиться к горам, где для укрытия есть леса. Часть едисанцев ушла за Кубань. На той, турецкой стороне, зимуют и другие орды. Турки им дают деньги и привозят продукты. Этого и мы просим у царицы Екатерины. Многие мурзы ропщут и предлагают вернуться в Бессарабию или в Крым. Они считают себя подданными хана и отказываются подчиняться русским.

– В приграничные крепости, откуда ведется торговля с ордами, уже отправлено четыре тысячи четвертей хлеба и круп. Это не меньше, чем в тот год, когда я впервые приезжал сюда… Глубокоуважаемый бей! Нужды едисанцев и буджуков, степных кочевников, нам известны. Вы вольны расселяться по всей территории Правокубанья, от Азова до Еи и далее, на юг. Однако есть одно условие. Вдоль берега Кубани находятся наши пограничные посты и заставы, и скопление людей там недопустимо, – твердо заключил Щербинин, встречая колючий взгляд ногайца. – Новые селения необходимо обустраивать на наших землях. Хотя бы временные – на зимние месяцы. Не стану перечислять все выгоды для ваших людей. Мы не намерены диктовать им образ жизни, уважаем вашу волю и выбор. С этой целью и задумала императрица Екатерина Алекесеевна создать Татарскую область, населенную ногайцами и иными племенами. Возглавить ее должен выборный правитель, пользующийся уважением.

– Идея хороша, но препятствий чрезвычайно много, – рассудил Шагин-Гирей. – В прежние годы и ногайские орды, и татары мирно уживались в одном ханстве. Как сераскир должен признать, что в данный момент нет между ордами согласия.

Джан-Мамбет вспыхнул, возвысил свой дребезжащий голосок:

– Достославный Шагин из рода Гиреев! Аллах – свидетель, что ратовал я перед мурзами и царицей русской Екатериной, чтобы стал ты сераскиром…Ты говоришь пустые слова! Ногайцы должны образовать свое ханство! Мы хотим навечно иметь землю, собственную страну, своего хана. Мы заслуживаем этого так же, как и вы, достославные татары.

– Мы кровью и мечом завоевали свою землю и по сей день отстаиваем ее! – с неожиданным гневом выкрикнул сераскир, бледнея, отчего его миндалевидные глаза кофейного оттенка стали еще крупней. – А у ногайских орд, вверенных мне, приверженность к интригам и распрям. Мне силой вооруженных отрядов приходится пресекать попытки иных лукавых мурз переметнуться к османам, чинить русским и своим же сородичам козни… Ваше высокопревосходительство, с помощью Аллаха мне удалось наладить отношения с правителями всех орд, кроме едичкульцев.

– Об этом мы поговорим отдельно, – остановил сераскира Щербинин, давая ему понять, что затребованные деньги для подкупа едичкульской орды привезены. – Важным вопросом, всемилостивые господа, остается подданство. По словам подполковника Стремоухова, большинство мурз готово стать под скипетр Ее Императорского Величества. Что же до границ будущего ханства, то они будут установлены в пределах нынешних ногайских кочевий и далее, до земель войска Донского. Но сие станет возможным лишь после присягания орд на вхождение в состав Российской империи.