– Ты думаешь я не догадывался все это время о том, что ты не просто правая рука Преподобной? Ты действительно считаешь, что я слеп, глух и глуп? Ты так боишься, что я узнаю, что тебя воспитывали, так же, как готовят Воронов, только с самого детства? Ты считаешь, что меня напугает общество убийцы? Я и сам убийца, Энель. Я не стану тебя осуждать.

– Ты знал? Давно?

– Всегда, - улыбнулся он.
– Я был любимцев Преподобной, ты же знаешь. Однажды она вызвала меня на аудиенцию. И рассказала все о тебе. Мы тогда уже сдружились, и она опасалась, что это может далеко нас завести, мы ведь были так молоды. Она считала своим долгом охладить мой юношеский пыл и предупредить, что меня ждет кинжал на следующее же утро. Она сказала, что это закон, и даже ради меня, она не станет его изменять и порекомендовала держаться от тебя подальше. Но я не послушал ее, и очень этому рад, Стрелочка.

Он поднял кувшин.

– За твое здоровье, Тень. Ты замечательный друг.

– Ты знал все?
– удивленно бормотала она.
– И никогда не подал вида? Ни словом, ни взглядом ты...

– Меня учили этому, Энель, с детства, как и тебя. Для того, кто видит обман, обманывать становится очень просто, - пожал он плечами.
– У каждого из нас свои призраки прошлого. Вот только грядет новый мир, не знаю, чем он будет отличаться от настоящего, но перед вступлением в эту новую жизнь, всем нам придется пройти обряд очищения, у каждого он будет свой, но я уверен, что будет. Так что же терзает тебя теперь, Стрелочка? Я вижу твои муки, даже теперь, когда ты знаешь, что никогда мне не лгала?

– Однажды я сбежала от Преподобной, - она смотрела на его реакцию, но он лишь кивнул головой и опять подарил ей добродушную улыбку и продолжил за нее.

– Испытание. Ничего умнее еще никто не придумал. У каждого ордена свое испытание, но каждый прошедший обучение должен доказать свою пригодность к служению. О твоем испытании я тоже все знаю. Ты пыталась забыться в объятиях Ворона-полукровки, - он задумался.
– Лерд. Интересный выбор. Я встречал его. Лично мое мнение - староват он для тебя. Даже его эльфийские корни не могут скрыть этого.

Она смутилась.

– Не думала, что Преподобная рассказала тебе и об этом.

– Не она, - отпивая сказал он.
– Сам Лерд. Ты знала, что он написал балладу об этом? Конечно, там нет ни одного имени и поет он ее только на эльфийском, но так уж случилось, что со мной в тот день был один юный маг-эльф. Он-то и перевел мне все. А вот прочитать чувства исполнителя не составило труда. Сейчас вспомню, он называл тебя Бедой в своей балладе. Я сразу понял о ком он поет, вот уж не скажу тебе почему. Просто понял, что рыжая копна волос и зелень вольных лесов в глазах в сочетании с мастерским владением кинжалами, хитростью и непредсказуемостью - это точно про одну мою знакомую. А потом мы с ним мило поболтали, ты же знаешь, я могу быть очень убедительным, когда докапываюсь до истины.

– Ты, - вспыхнули ее глаза.

– Тише, Беда. Не причинил я ему вреда, мы просто напились с ним. Эльфы почти не пьянеют, но тогда он здорово набрался и начался мужской задушевный разговор. Он не мог предположить, что я знаком с тобой. Но каждое его слово, укрепляло меня в догадке. Единственное чего я так и не понял, это почему ты отказалась от любви?

– Ты еще спрашиваешь? Ты, который сам поступил точно так же?

Он отвел взгляд.

– Долг? Но ведь в тот момент ты была свободна. Ты еще не прошла испытание, ты могла не возвращаться в монастырь. Что побудило тебя?

– То же, что гнало тебя через пол мира, когда Мирра была в плену.

– Ты отказалась от любви, потому что любила? Ничего не понимаю.

– Не удивительно, командор.

– Я вижу, как в тебе закипает гнев, Энель. На кого ты сейчас злишься?

Она сделала большой глоток вина, ей предстояло разрушить светлый образ, сложившийся в его голове, и она не знала, как это сделать и опасалась последствий, хотя теперь это уже и не имело значения. Мир менялся, им всем нужно было меняться, чтобы найти свое место в этом новом мире.

– Ты сказал, что тот, кто видит обман становится отличным лжецом. Так вот, мой друг, ты долгие годы благоговел перед самой искусной лгуньей. Ее Святейшиство была далеко не святой. Она поставила меня, тогда еще совсем юную девчонку, перед выбором. Я должна была служить или они бы убили его.

– Лерда?
– уточнил Кален.

Она кивнула.

– Того единственного, кого я любила, того, кто любил меня.

Она не смотрела на него, но даже если бы и смотрела не смогла бы различить мелькнувшее в добрых голубых глазах сочувствие, смешанное с презрением. Он быстро взял себя в руки и решил, что не стоит омрачать светлые воспоминания подруги, известными ему подробностями, рассказанными Лердом при их пьяной беседе.

"-Красивая баллада, Лерд, - икнул голубоглазый юноша.
– Только очень печальная.

– На самом деле все еще печальнее, чем я спел, Кален. Гораздо печальнее. Правда всегда грубее и банальнее, чем в песнях.

– Да ты что?
– продолжая разыгрывать пьяного, удивился Кален.
– Неужели может быть что-то печальнее?

– Может, мой юный друг. Ложь всегда печальнее, а предательство - непростительно.