Время от времени бимбаши рвёт на себе волосы и порет своих людей; время от времени влажность, жара и отчаяние приводят меня к мысли, что мое несчастное тело устало от тягот этого огромного мира; и время от времени экипаж (который прекрасно сознаёт, к чему всё идет, а в душе каждый из них — пират) обращается ко мне через мичманов или офицеров, или Киллика, или Бондена с уверениями, что они почли бы за счастье, если я сочту нужным, почли бы за счастье верповать эту посудину до тех пор, пока не падут замертво от солнечного удара и апоплексии.

Пока дует такой ветер, я не могу намеренно так поступить в этой мелкой, ничем не защищенной бухте с извилистыми проливами, острыми коралловыми рифами и дном, за которое с трудом уцепится якорь, но мог бы попытаться, если ветер спадёт; хотя, видит Бог, сейчас невозможно добраться от юта до бака, чтобы не изойти потом, не то что приняться за такое утомительное дело, как вытягивать судно. Даже ласкары с трудом выносят такую погоду.

Мы уже сделали все, что можно в плане приготовлений — установили на палубе пушки и тому подобное, а в остальном — сидим, до скрежета стиснув зубы. Моуэт и Роуэн постоянно на ножах, я с горечью это признаю, и, боюсь, на одном дереве нет места двум соловьям.

Довольны только Стивен и мистер Мартин. Они часами пропадают в своём водолазном колоколе, пуская пузыри и посылая наверх червей, ярких разноцветных рыбок и куски кораллов, они даже едят в колоколе. Или же целыми днями пропадают на рифах, разглядывая всяких тварей на мелководье и птиц — говорили мне, что скоп видали без счета.

Стивену любая жара всегда была нипочем, но как ее переносит мистер Мартин, даже с учетом зеленого зонтика — затрудняюсь сказать. Он стал тощим, как журавль, если можешь представить себе журавля с постоянной улыбкой до ушей. Прости меня, Софи, майор Хупер уже рвется в дорогу. С искренней любовью к тебе и детям, твой любящий муж,

Д. Обри».

Когда же Джек увидел, что майор отбыл, то вернулся, задыхаясь, в свою каюту, в которой с трудом просачивавшийся сквозь ставни воздух не давал никакой прохлады. Вдалеке, на фоне колышущихся пальм западного берега, он увидел Стивена и Мартина, несущих приличных размеров черепаху. К борту пришвартовалась лодка — еще один араб к мистеру Хайрабедяну.

Через люк в потолке он услышал, как Моуэт процитировал:

— Люблю зимой бродить в пустующем лесу, где ветер дует холодно и рьяно...

И по каким-то причинам эти строки вызвали в его памяти луну, которую он видел прошлым вечером — уже не тот полупрозрачный серпик, повисший в небе, а огромный толстый кусок дыни, освещающий путь галере, уже неплохо продвинувшейся на своём пути в Мубару.

«И всё же мы не потеряли ни минуты, проходя через перешеек. Здесь мне не в чем себя упрекнуть», — подумал Джек. Возможно, он должен был вести себя тактичнее при разговоре с египтянином или обойтись без него, придумав более хитрый и быстрый способ связаться с турками. Различные варианты возможных действий роем кружились в его голове, но постепенно сон поглотил их, смягчив немного чувство вины.

«Прекрасный план по воле рока не преуспеет» [30] — говорил его внутренний голос, а другой отвечал ему: «Да, но потерявшие удачу командиры — не тот тип людей, которым можно доверить крайне сложную и плохо подготовленную миссию».

Джек уснул, хотя эта мысль успела глубоко пустить корни, готовая снова вырваться наружу. Джек научился крепко спать еще в начале морской карьеры и, хотя уже прошло много лет с тех пор, как он нес вахту, навыки его не покинули; Обри по-прежнему мог спать при сильном шуме и в неудобном положении, разбудить его могли только по-настоящему серьезные потрясения. Но только не скрип кокосового троса, который волокут по палубе под пронзительные крики индусов, не собственный отвратительный храп (с запрокинутой головой и открытым ртом) и не ароматы турецкой кухни, чей запах приплыл на корму с наступлением вечера. Что на самом деле разбудило его, сразу и резко, так это перемена ветра, который неожиданно отошел на два румба: он ослаб и теперь задувал порывами.

Обри поднялся на палубу. На маленькой корме было непривычно многолюдно: его офицеры тут же отвели турок и арабов к лееру левого борта: те ничего не понимали, но покорно исполняли приказы. Наветренную сторону мгновенно расчистили, и капитан стоял, глядя в ночное небо, на клочья облаков над Африкой и дымку над Аравийским побережьем.

Погода меняется, в этом он был уверен. Это было очевидно и для нескольких матросов с «Сюрприза», уже немолодых и очень опытных людей, долгое время ходящих в море. Они чувствовали перемену погоды, как кошки, поэтому теперь выстроились на шкафуте, многозначительно поглядывая на капитана.

— Мистер Макэлуи, — начал Джек, поворачиваясь к лоцману Компании. — Что вы и серанг [31] делаете в таких случаях?

— Сэр, — ответил мистер Макэлуи. — Как я уже говорил, мне нечасто приходилось бывать к северу от Джидды или Янбо, как и серангу, но как мы оба думаем, очень похоже на то, что ветер затих на всю ночь. Разве что завтра поднимется «египтянин».

Джек кивнул. Египетский ветер был самым благоприятным в узком заливе вроде Суэцкого, с его сильными течениями и коралловыми рифами. И если «Ниоба» так хорошо держится круто к ветру без сноса, как про неё говорили, при умелом управлении её сможет донести до относительно широкой части залива.