Впервые благодарю этого человека со всей искренностью и желаю ему счастья. Он успокоил моё чадо.

– Что это? – интересуется малыш, когда парень уходит.

–То, на чём я сегодня буду спать, – отвечаю весело, словно играя в какую-то детскую игру. Выпутываюсь из рук сына и подхожу к раскладушке. Поправляю железное основание, демонстрируя ему ровную поверхность для сна, натянутую на железные крючки с помощью плотной серой ткани.

– Ты будешь спать здесь? – не веря своему счастью, с горящими от радости глазами, спрашивает он.

– Да. Здесь. С тобой, – ответно улыбаюсь широкой улыбкой и возвращаюсь к нему, позволяя снова прильнуть к груди.

– Видишь, я никуда не денусь, – глажу светлые кудри, поражаясь их красоте и не понимая, откуда они. У Джейкоба были тёмные волосы – он происходил из древнего племени индейцев Квиллетов, живших в резервации Ла-Пуш. – Давай, поспи чуть-чуть, ради меня.

– Точно не уйдешь? – переспрашивает он, и я хмыкаю, произнося утвердительный ответ:

– Точно-точно! Честное слово!

– Ладно, – мальчик позволяет опустить его на подушки, но всё ещё не спускает с меня взгляд.

– Засыпай, – шепчу я, наклоняясь к нему и поправляя одеяло. – Всё наладится, придёт день, Энтони, и мы с тобой ни на минуту не расстанемся. Никогда.

Он сдавленно кивает и закрывает глаза. Тихо напеваю песенку, которой научил меня отец. Чем-то похоже на колыбельную, но не совсем. Скорее, потерянный мотив какой-то сказки или баллады. Впрочем, Тони нравится, и он засыпает.

Вижу, как его лицо расслабляется во сне, и радуюсь тому, что он в порядке.

*******

Сдавленные детские выкрики доносятся до моих ушей, пока я наслаждаюсь блаженным сном рядом со своим ребёнком. Открываю глаза, быстро оглядываясь по сторонам, и облегчённо выдыхаю, не видя рядом с собой Эдварда. Хорошо, что он пока не преследует меня в кошмарах – во сне можно о нём не думать. До моего сознания он не доберётся. Не позволю! Оно только моё. Моё и Энтони. Ничьё более.

Внезапно происходящее начинает доходить до меня и, переведя взгляд к кровати сына, слышу, что кричит именно он.

Заплетаюсь в собственных ногах, быстро поднимаясь с раскладушки и кидаясь к нему. За секунду до того как оказываюсь у его кровати, дверь резко открывается и луч света среди темноты палаты пронзает нас. Это медсестра. Её неожиданное появление заставляет меня помедлить на секунду, поэтому к кровати моего ребёнка мы подбегаем одновременно.

– Что случилось? – спрашивает она, пока я беспомощно пожимаю плечами, пытаясь сообразить, что делать. Лицо моего малыша искажено от боли, кулачки сжимаются и разжимаются, прогоняя страдания. По бледным щёчкам текут потоки слёз, а умоляющие голубые глаза блуждают в темноте, в поисках меня.

Когда я понимаю, кого он ищет взглядом, то тут же опускаюсь на колени, глажу его скулы и сама сдавленно всхлипываю.

– Мамочка! – хныкает он, перехватывая мою руку. Я пытаюсь вселить в свой взгляд ободрение в том, что всё хорошо, но это вряд ли у меня выходит. Сейчас глубокая ночь. А я и не помню, что такое сон. Мне плевать на всё сейчас. Меня беспокоит, что с Тони. Что происходит?

– Дай я осмотрю тебя, малыш, – пытается уговорить ребёнка медсестра взволнованным голосом, но извиваясь, Энтони не позволяет этого сделать. Пытаюсь помочь девушке, силясь обратить внимание малыша на себя и позволить ей совершить задуманное. Сейчас только она может спасти его.

– Солнышко, – беру в ладони обе его руки, пытаясь зафиксировать его хоть каком-то положении. – Энтони, пожалуйста, попытайся не дёргаться! Пару секунд!

Но он не успокаивается. Лишь заходиться сильнее. Он плачет ещё около полутора секунд, а потом начинает задыхаться. Прижимаю собственную руку ко рту, чтобы сдержать громкий крик ужаса.

Дежурная по палате моего сына оказывается куда более подготовленной к подобному и поэтому продолжает нарочито ласковым голосом убеждать его немного полежать спокойно. С её стороны, похоже, что ничего не происходит. Это сводит меня с ума.

– Где болит? – смотря на приборы, спрашивает она, снимая с шеи стетоскоп.

– Здесь! – мальчик показывает на свою грудь, всё ещё рыдая.

– Включите свет! – командует девушка мне, сидящей на коленях и рыдающей. Слова доходят до меня с интервалом в полсекунды, поэтому мне кажется, что я непростительно медленна, когда освещение зажигается.

Медсестра продолжает слушать Тони через прибор, одновременно осматривая его.

Теперь, при освещении, вижу весь ужас картины. Мой маленький мальчик. Моё солнышко.