Она увидела огонь в Йене, который он редко показывает окружающим. Должно быть, он сильно обеспокоен. Обычно он был так застенчив, что не решился бы ничего от неё требовать.

— Престон изменяет Лидии, — выпалила она.

Йен опустил руки и уставился на неё в удивлении.

— Что? Откуда ты знаешь?

— Потому что видела его с другой.

— Правда?

— Да. В городе.

— Ты уверена, что это был Престон? Просто в Нью-Йорке живёт около девяти миллионов человек. Быть может, это был кто-то сильно на него похожий? — Настаивал он.

— Это был он.

— Ты уверена?

— Йен, да, — она никогда в своей жизни не была так уверена. Но слова о том, что именно она и есть та девушка, с которой он изменял, застряли у неё глубоко внутри. Он изменял им обеим. У них были отношения. Он также был и её парнем, не только Лидии.

А теперь Трин была просто… опустошена.

— И ты не рассказала Лидии?

— Нет.

— А собираешься?

Она кивнула. Но собиралась дождаться момента, когда они не будут все заперты в этом проклятом доме. Всего несколько дней. И Лидия узнает правду.

— Расскажу, когда вернёмся домой.

— А может, нам стоит рассказать ей сейчас? Она заслуживает знать правду о том, с каким отморозком встречается.

Трин побледнела.

— Верни мне бутылку.

Он взял её и поднял высоко над её головой, и даже с её немалым ростом не было ни единого шанса дотянуться до неё.

— Мы должны пойти и рассказать Лидии.

— Мы? — Спросила Трин. — Нет, я не собираясь рассказывать ей, Йен. Определённо не тогда, когда он рядом. Она ни за что не поверит мне, особенно после нашей перепалки за ужином. Ты ведь слышал, как она назвала меня стервой. Она скорее решит, что я просто ревную.

Йен опустил бутылку, обдумывая её слова.

— Ты уверена, что Лидия поступит так?

Трин смерила его взглядом, и выхватила бутылку.

— Ты ведь знаешь Лидию.

— Да, знаю, — признал он. — Она скорее всего слетит с катушек.

— Вот именно, — Трин в очередной раз поднесла бутылку к губам. — Кстати, ты обязан помочь мне допить её.

Они покончили с той бутылкой, и открыли другую, более дешёвую.

К самому разгару вечеринки, Трин находилась в своём новом любимом месте – забытие.

Она сходила домой только чтобы переодеться в своё новое изумрудное платье, которое она купила именно для этого мероприятия, и успокоила маму, что на вечеринку она идёт. Она довольно долго пробыла в доме, чтобы выслушать, как мало времени она проводит с семьёй, а потом ушла. Убеждая себя, что была достаточно пьяна, дабы не обращать внимание на то, что Престон украл её последние семейные каникулы перед поступлением в колледж.

Каждый, кто имел хоть какой-то статус в обществе, собрался на этой вечеринке. Родители и старшее поколение расположились в доме и на террасе, а молодёжь у бассейна и на пляже. Одногодки Трин прибывали в ещё более возбуждённом состоянии, чем она, и кажется виной тому был не только алкоголь, но и что-то более серьёзное.

Не то, чтобы её это сегодня волновало.

Из огромных колонок и динамиков по всей территории дома гремела музыка, которую было слышно даже на пляже. Её ноги были в песке, руки над головой и она танцевала с ещё несколькими девочками. Они вместе составляли хихикающую массу, которая завалилась на песок. Когда Трин попыталась помочь встать одной из них, та потянула её на себя, отчего Трин покачнулась, и тоже упала.

— О, Боже мой! — Закричала Трин. Всё её новое платье было в песке.

Девушка рассмеялась.

— Прости, Трин. Должно быть, я сильнее, чем выгляжу.

— Это точно.

Она сделала очередную попытку встать, когда кто-то подошёл сзади и обхватил её талию.

— Давай, помогу.

Трин обернулась, увидев глаза Престона, отчего её тело превратилось в желе. Он прикасался к ней. Голова пошла кругом, и всё, о чём она могла думать, как прекрасны его губы, и как отчаянно она желает его поцеловать, и что он делал с ней этими губами.

Он улыбнулся ей в ответ, будто прочитав её мысли.

Престон легко поднял её на неуверенных нога, и прижал к себе. Кажется, она перестала дышать. Его кожа обжигала каждую частичку её тела, к которой прикасалась, и всё о чём она могла думать – покрепче прижаться к нему. Это было так правильно. На все сто пятьдесят процентов правильно.

— Мне нравится платье, — выдохнул он.

А потом, она пришла в себя. Нет, это неправильно. Нет ни единого шанса, что это когда-то вновь будет правильно.

— Держись от меня подальше, — прошипела она, вырываясь из его рук.