— Мне оно не нужно, — сказал я. — Через некоторое время станет немного прохладно. Оставь у себя.

— Ты уверен?

— Разве не именно это я, бл*дь, сказал?

Проклятье. Мне правда требовалось прекратить это, но я не пользовался словесным фильтром уже очень, очень давно. Рейн взглядом метала в меня острые кинжалы, но воздержалась от каких-либо насильственных действий.

Солнце зашло, и мы погрузились в непроглядную тьму, я закрыл глаза и слушал, как ее дыхание замедлилось, правда недостаточно для того, чтобы сказать, что она спит. Мне никак не удавалось уснуть, я чувствовал себя виноватым за то, что говорил ей раньше. Я не собирался извиняться, потому что... ну... потому что я просто не делаю этого. Вероятно, из-за того, что я был мудаком, который старался держать людей подальше от себя, и мне, определенно, не нравилось признавать свою неправоту. И все же я чувствовал, что должен что-то сказать.

— Рейн?

— Да?

— Спасибо за то, что... ммм... зашила мне голову и за остальное дерьмо.

— Всегда пожалуйста, Даниель.

Полагаю, что после этого я не должен быть абсолютным мудаком.

4 глава

Мучения

У меня болел желудок.

Я даже не стал пытаться открыть глаза — голова ужасно раскалывалась и с закрытыми. Наряду с головой и желудком, груди, спине, рукам, ногам — да почти везде — было также больно.

И все дрожало. Я не мог даже сказать, был ли я горячим или холодным, потому что дрожал так, что практически не чувствовал кожу. Дрожь не прекращалась. У меня не было этому объяснения.

Я был уверен, что если начну шевелиться, меня вырвет. И точно уверен, что если и не буду двигаться, то меня всё равно вырвет. Единственный реальный вопрос состоял в том, смогу ли я добраться до отверстия в плоту и открыть его, прежде чем всё содержимое моего желудка решит выйти наружу.

Я двигался так быстро, как позволяли мои дрожащие конечности. К счастью, даже дрожа, я смог открыть это чертово отверстие и придержать откидную створку. Горячий морской ветер ударил в лицо, свежий воздух успокоил мой желудок приблизительно за тридцать секунд.

И эти тридцать секунд сопровождались самой сильной рвотой, от которой я когда-либо страдал.

Я раскачивался взад и вперед на коленях, выжимая то немногое, что было в моем желудке, в море. После дюжины позывов к рвоте, остались только спазмы, которые, как я всегда считал, были хуже, чем фактическая рвота. Они не останавливались, и мышцы живота стали болеть еще больше.

Руки тряслись настолько сильно, что мне даже с трудом удавалось удерживать себя на краю плота, чтобы не вывалиться за борт. Сердце билось так сильно, что я бы совершенно не удивился, если бы оно прорвало кожу на груди. Пот начал литься по задней части мой шеи, что, черт возьми, нужно было остановить, потому что такими темпами у меня достаточно быстро наступит обезвоживание. Я схватил футболку за подол и снял ее.

— Даниель?

Я почувствовал мягкое прикосновение руки к своему плечу и сразу же отшатнулся от него.

— Не трогай меня, мать твою! — закричал я, даже не зная почему. Раз уж на то пошло, в тот момент я был гиперчувствителен ко всему. Даже ощущения от прикосновения моих колен ко дну плота раздражали. Последнее, в чем я нуждался, это в ее руках, пытающихся дать мне гребаное утешение.

Я бы выкрикнул ей еще парочку отборных слов, но меня снова начало тошнить. Казалось, что это длится вечность, но, в конце концов, тошнота прекратилась, я смог лечь на бок и свернуться в клубок на некоторое время. Моя голова снова начала пульсировать, а сердце все еще быстро билось.

Я израсходовал много энергии, чего, на самом деле, не мог себе позволить. Не было ничего, чем бы я мог остановить это, если только в комплекте для выживания не было самогонного аппарата. В следующий раз я обязательно удостоверюсь, что положил один. В голове возник образ, как Джон Пол, сразу, после того как мы купили спасательные шлюпки для «Дара», упаковывал бутылки рома в пайки. Если бы я добрался до одной из чертовых спасательных лодок, у меня было бы немного проклятого алкоголя.

— Твою ж, бл*дь, мать! — закричал я, колотя рукой по гибкой стороне плота, что совершенно не удовлетворяло. Я продолжал сыпать проклятиями и игнорировал всё, что пыталась сказать мне чертова Рейн. Я кричал слишком громко, чтобы услышать ее. Снова почувствовав ее пальцы на своей руке, я оттолкнул ее.

— Я сказал тебе: не смей, черт возьми, трогать меня! Какой, бл*дь, надо быть тупой, чтобы не выполнять самые элементарные инструкции?

Я услышал резкий вздох, но меня не заботило то, в каком чертовом шоке она должна была быть.

— Я должен был, бл*дь, позволить тебе утонуть.

Я закрыл лицо руками и попытался потереть пальцами глаза. Они чесались. Впрочем, всё мое лицо зудело, и я почесал покрытые густеющей бородой щеки. Мои уши также зудели. Как и руки. Они все были в поту, когда я пытался чесать их, пот попадал на кожу, и зуд становился еще сильнее.

— Даниель, остановись, — услышал я Рейн. Что-то было не так с ее голосом — он звучал неправильно. Я почувствовал ее руку поверх своей, когда она попыталась убрать мои пальцы прочь от моей кожи. Я оттолкнул ее. — Ты можешь разодрать себя до крови.

— У меня шла кровь раньше, — рявкнул я. — Какая, на хрен, разница?

Я посмотрел на свои руки и увидел длинные красные полосы, которые оставили мои ногти. Дерьмо. Тем не менее, у меня не получилось бы думать об этом слишком долго, потому что меня вдруг снова вырвало за борт, желчь прожигала мое горло.