— Нет, я не богата, — четко выделяя каждое слово, сказала она. — Я тебе уже говорила, что мой отец был полицейским. Он не зарабатывал много.

Ну, да, это я помнил. Как я смог понять, ее мама была кем-то вроде врача или менеджера, или что-то в этом роде.

— Тогда, как тебе удалось попасть на мою шхуну?

— Я воспользовалась денежной компенсацией, которую выплатило государство после смерти отца, — ответила она. — Я никогда не хотела этих денег, но они все равно были перечислены мне. И Линдсей убедила меня потратить большую часть на этот круиз.

— Тебе следовало бы арендовать коттедж в Аспене или что-то типа того.

— Думаю, ты прав.

— Но стой, если бы ты сделала это, — сказал я, расставляя широко руки и тепло улыбаясь, — ты бы никогда не познакомилась со мной и никогда бы не смогла провести время с самой большой задницей в моем виде, и не смогла бы принять участие в карибском вояже по избавлению меня от алкогольной зависимости.

По крайней мере, я заставил ее улыбнуться.

— Ты та еще задница, — согласилась она.

— Да, я знаю это, — сказал я, все еще улыбаясь. Я поднял следующий кусочек сырого мяса. — По крайней мере, я полезная задница.

— Почему ты вдруг стал… таким веселым? — спросила она.

Я откусил еще кусочек мяса и съел его, глядя на нее.

— Я всегда такой после боя, — в конце концов, ответил я ей. — Это что-то вроде

остаточного всплеска адреналина или типа того.

— Это поэтому ты начал пить? Чтобы избавится от излишка энергии или еще по какой-то причине?

— Нет, — сказал я хмуро и покачал головой. — Я мог себе позволить пригубить пару баночек пива, но никогда не напивался по-настоящему после боя.

— Когда ты стал пить в таких количествах?

Я взглянул на нее и понял, что она определенно настроена получить ответы и не отстанет, пока я не отвечу что-нибудь или пока не засуну ей гребаный кляп в рот. Я не хотел этого делать, ну, не совсем кляп я хотел ей засунуть. Знаю — я долбаный развратник.

— До моего последнего боя я по-настоящему и не пил.

— Ты проиграл?

— Я никогда не проигрывал, — фыркнул я. Проигравшие никогда не выходили живыми из боя.

— Расскажи мне об этом, — потребовала она.

— Доедай и дай мне сперва вычистить это дерьмо, — выдохнул я.

Мое настроение немного подпортилось, и мы ели в тишине, пока ни один из нас не смог больше это есть. Я позволил нам выпить больше воды, чем обычно, так как на данный момент ее было достаточно, а белки в рыбе требуют больше жидкости для переваривания. Я думал о том, чтобы отрезать большие куски от черного каранкса и разделать их на полосы для сушки, но сомневался, что у нас будет достаточно воды, чтобы запить эту еду, поэтому передумал. Рейн помогла мне помыть навес, на котором мы чистили и ели рыбу, промыть полотенца и вернуть навес на место, чтобы он защитил нас от утреннего солнца.

Как только мы оказались вновь под навесом и устроились, я вздохнул и посмотрел на нее. На нее едва падал свет от маленького фонарика на солнечной батарее, который висел на навесе. Свет был в нашем распоряжении только на несколько часов, и я задался вопросом: сколько времени займет пересказать ей все.

Часть меня была рада, с нетерпением ожидая этого. Я никогда и никому не рассказывал, что произошло. Большая часть меня была испугана, потому что я не хотел, чтобы она знала такие подробности обо мне. Я сделал глубокий вдох и решил просто покончить с этим.

— А сейчас я расскажу тебе кучу дерьма, которое однозначно незаконно, — сказал я Рейн, уставившись прямо в ее глаза. — Даже когда мы спасемся, ты никогда не должна никому рассказывать это. Если расскажешь, кое-кто, вероятно, найдет тебя и убьет.

— Если ты убьешь меня за то, что я узнаю, зачем тогда рассказываешь?

— Это не я буду разыскивать тебя, — сказал я. — Понимаешь?

Она кивнула и согласилась не выбалтывать ничего из того, что я расскажу ей. Я не знал, мог ли доверять ей, но в любом случае собирался рассказать.

— В первый раз, когда я отправил кого-то в больницу после драки, я ходил в третий класс, — я ждал, когда она «ахнет», и она не разочаровала меня. — Ага, тогда я тоже был засранцем. Тогда ему понадобилось всего несколько швов, но все же я начал рано. Во мне было слишком много энергии и напряженности, и я не знал, что с этим делать. У меня всегда были проблемы из-за моего характера, и когда я обычно был взбешен — за меня говорили кулаки. Никто не пытался направить мою энергию в правильное русло до Лэндона. Но тогда я был уже почти взрослым. Если правильно помню, я уже говорил тебе о том, как обстояли дела с моими настоящими родителями.